В.А. Соколова

 

Сведения об авторе: Соколова Вера Александровна, старший научный сотрудник ИМЛИ РАН, Москва. E-mail: v.sokol@bk.ru

Аннотация: Бытовой уклад, психология, явления и события культурной жизни русской эмиграции в Чехословакии (1920 —1945 гг.), общественные институты и организации, олицетворяющие «русский дом» за рубежом.

 

 

Ключевые слова: «Русский дом» за рубежом, русская эмиграция «первой волны» (1920 — 1945) в Чехословакии, культурология, история России, русские общественные организации в эмиграции (1920 — 1945).

 

 

 Возникновение русской эмиграции «первой волны» (1920 — 1945 гг.) было прямым следствием поражения белых армий в 1920 —1921 гг., а также принудительного изгнания культурной и научной элиты, так называемый «философский пароход». Среди изгнанников оказались: философы (Н.А Бердяев, С.Л. Франк, Н.О. Лосский, И.А. Ильин, Ф.А. Степун), историки (А.В. Флоровский, А.А. Кизеветтер, Л.П. Карсавин) писатели и критики (Ю.И. Айхенвальд, М.А. Осоргин и др.) Изгнание рассматривалось ими как временное состояние, «черная полоса» в жизни, когда нужно было просто пережить и переждать. Они жили, образно говоря, на чемоданах и не думали интегрироваться даже в тех странах, где это было относительно просто, например в Чехословакии. По этой причине они хотели, чтобы их дети независимо от того, где они родились — в России или на чужбине, — оставались русскими. Надо отметить, что это была не группа беженцев, а именно российское «общество» в изгнании, т.к. в нем были представлены почти все социальные слои российского дореволюционного общества. Среди эмигрантов можно обнаружить не только представителей правящей и интеллектуальной элиты, но и мелкую буржуазию, людей искусства, ремесленников, рабочих и служащих, а также довольно значительное число крестьян, если причислить к ним казаков. Степень благосостояния эмигрантов была столь же неодинакова. Важнейшим и определяющим обстоятельством было сознательное стремление вести русскую жизнь. «Нельзя унести Россию на подошвах своих сапог, но можно унести ее в своем сердце и в своей памяти»¹. Изгнанные из своей страны, они стремились жить, работать и творить как неотъемлемая часть России. Русское зарубежье начинает обустраивать свой «русский дом». Понятие «русский дом» для эмигрантов это — Русский язык и литература, Традиции, Русский бытовой уклад, Соборность. Это стремление построить на чужбине пространство, объединяющее чувственное и утилитарное, память и надежду на будущее возвращение. Привезти с собой большого количества личных вещей и обстановки, которая окружала их в России, они не могли. Вещественными приметами памяти о Родине мог быть и засушенный букетик полевых цветов, память о первой любви, и любимый томик стихов, увезенный из России. Весьма скудный, в основном, быт эмигрантов составляли случайные предметы.

Существенной составной частью национального самосознания и мироощущения русской эмиграции была духовность. Все ее проявления в литературе, художественном и научном творчестве развивались в рамках таких русских общественных институтов, как церковь, школа, театр, книги и журналы, неформальные общественные клубы, общества, кружки и организации, отмеченные печатью особой, русской индивидуальности. Доминирующей формой выражения творческого потенциала русской культуры всегда была литература. В своих многообразных формах она отражала русский культурный и духовный идеал и наиболее яркие элементы русского самосознания. В эмиграции литература приобрела еще более существенное значение для сохранения русскости, поскольку Язык и Слово выступают как основные признаки национальной принадлежности. Русское слово, устное и печатное, связывало между собой разбросанных по свету эмигрантов. Нужно отметить, что письменные источники, созданные Русским зарубежьем (книги, газеты, журналы) являются главными документами для изучения его истории. Основная роль в поддержании и укреплении чувства единства Русского зарубежья принадлежала издательскому делу. Печатание и распространение русского слова позволяли эмигрантам продолжать творческую деятельность и поддерживали развитие интеллектуальной и культурной жизни.

Уже весной 1919 г. в Праге при Чешско-русском объединении было образовано русское издательство «Наша Речь» под руководством Б.В. Морковина. Оно печатало учебные пособия по русскому языку и литературе, сборники русских народных сказок, произведения русских классиков: А.С. Пушкина, И.А. Гончарова, И.С. Тургенева, Ф.М. Достоевского, А.П. Чехова и др. Недолгой, но продуктивной была работа» Славянского издательства» и его филиала «Кремль». Они издавали газеты «Русское дело» и «Славянская Заря», выходившие три раза в неделю, учебные пособия и пр. В 1923 г. под руководством литературоведа и издателя Е.А. Ляцкого было создано крупное издательское предприятие «Пламя» (1923 —1926), поглотившее издательство «Наша Речь». Издательство «Пламя» выпускало книги разнообразной тематики (научной, литературно-художественной, справочной, учебной, а также книжные каталоги, художественные альбомы, открытки и т.п.). «Пламя» открыло отделения в Варшаве, Харбине, Лондоне, Риге, Ковно, Париже. Работали агентства по всему миру, где был интерес к русской книге, в целях пропаганды которой, издательство выпускало в 1923 — 1924 гг. еженедельную библиографическую газету «Огни», а также журнал славянской библиографии «Славянская книга» (1925 —1926). В октябре 1920 г. в Праге начало работать эсеровское издательство «Воля России». В 1920 —21 гг. оно издавало единственную в Праге ежедневную газету «Воля России», а с сентября 1922 по май 1932 г. — второй по величине (после парижских «Современных записок») толстый журнал русской эмиграции «Воля России». В редакции издательства работали: В.М. Зензинов, В.И. Лебедев, Е.Е. Лазарев, М.Л. Слоним, С.П. Постников и др. Наряду с газетой и журналом, издательство «Воля России» выпускало историческую, публицистическую и мемуарную литературу. С 1922 г. по 1927 г. в Праге работало русское издательство «Крестьянская Россия» (по названию одноименной партии) Оно издавало сборники и брошюры литературно-общественного направления, а также «Вестник» и «Бюллетень «Крестьянской России»» (редакторы — А.А. Аргунов, А.Л. Бем, С.С. Маслов, П.А. Сорокин). Дольше всех в Чехословакии просуществовало русское издательство «Хутор» (1922 — 1949), которое издавало литературу по вопросам сельского хозяйства, «сокольству» (спортивно-патриотическое общество «Русский Сокол») и календари. С 1940 г. — художественную литературу и книги по литературоведению. Кроме перечисленных газет, в Праге выходили еженедельники: «Неделя» (1928 —1930), «Огни» (ред. Г.А. Алексинский, 1921), «Огни» (ред.Ф.В. Рихтер, 1924) и др. Русская периодика содержала публицистику, художественные публикаций, а также информацию о литературных вечерах, лекциях и докладах, о собраниях творческих союзов и литературных кружков, о гастрольно-концертной и театральной жизни русской колонии в Чехословакии. Литературно-художественные журналы публиковали произведения писателей-эмигрантов, а также новинки советской литературы (Л. Пастернака, А. Ахматову, Б. Пильняка, М. Зощенко и др.), литературно-критические материалы, библиографические обзоры литературных новинок не только зарубежных, но и советских. Особую группу среди русской зарубежной периодики составляли казачьи газеты и журналы. Эти издания публиковали казачий фольклор, стихи и прозу авторов-казаков (Н.А. Келина, И.И. Колесова, П.Г. Ергушова и др.), а также отрывки из романов М. Шолохова, Ф. Крюкова, и русских классиков, отражающих тему казачества. Смысловую нагрузку несут и сами названия казачьей периодики: «Казачий сполох» (1924 —1931), «Казачий путь» (1924 —1928), «Вольное казачество (1927 — 1939), «Казачья земля» (1928), «Казачий набат» (1931) и др.

Мысль о необходимости собрать воедино и привести в систему ту печатную продукцию, которую создала русская эмиграция, родилась в Праге, в первой половине 1923 г. Образовался Комитет русской книги, задачей которого была организация книжной выставки. В президиум Комитета вошли видные представители русских общественных организаций в Праге: историки А.В. Флоровский, А.А. Кизеветтер, А.С. Изгоев, критики и литераторы М.Л. Слоним, А.Л. Бем, Е.А. Ляцкий С.П. Постников, С.И. Варшавский и др. 7 июня 1924 г. в пражском университетском здании «Клементинум» (бывший монастырь, с 1924 г. — Русская библиотека, а с 1927 г. — Славянская библиотека) состоялось торжественное открытие Выставки русской зарубежной книги. Были представлены почти все русские зарубежные издательства. Всего было выставлено около 3.000 книг и около 600 названий газет и журналов из коллекции Русского заграничного исторического архива (Прага, 1923 — 1945). Ко дню открытия выставки издательство «Пламя» выпустило двухтомник «Русская зарубежная книга. Ч.1; 2 (Труды Комитета русской книги. Прага: Пламя,1924».

С марта 1925 года, по инициативе Русского педагогического бюро в Праге, а потом и во всех странах русского рассеяния стал ежегодно отмечаться «День русской культуры», приуроченный ко дню рождения А.С. Пушкина, имя которого было культовым для русских эмигрантов. Именем Пушкина, по словам В. Ходасевича, они «аукаются и перекликаются»² в изгнании. Для организации этого празднования был создан Комитет «Дня русской культуры в Чехословакии». В президиум Комитета входили: Н.И. Астров (1868 — 1934), бывший московский градоначальник, М.М. Новиков (1876 —1960), бывший ректор Московского университета, ректор Русского народного университета в Праге, библиограф и музыкант П.П. Милославский (1896 — ?), литературовед С.В. Завадский и др. В Редакционно-издательскую комиссию входили: журналист и литератор С.И. Варшавский, историки А.А. Кизеветтер, В.А. Мякотин, Е.Ф. Шмурло, журналист, редактор и библиограф В.А. Розенберг. Выпускалась однодневная газета «Русская культура». В программу празднования входили: торжественные заседания в русских и чешских учебных и научных организациях, лекции и доклады на темы русской культуры, концерты русских хоровых и театральных коллективов. Последнее упоминание о праздновании «Дня русской культуры в Чехословакии» относится к октябрю 1943 г. Председателем Комитета «Дня русской культуры в Чехословакии» с 1925 по 1938 год была графиня С.В. Панина, а с 1938 г. — князь П.Д. Долгоруков (1866 — 1927), публицист и общественный деятель, бывший камергер. Софья Владимировна Панина (1871 — 1957) — яркая представительница плеяды послереволюционных российских женщин —  политических деятелей, член Временного правительства. Находясь с начала 1920-х годов в эмиграции в Праге, она направила всю свою кипучую энергию на работу по обустройству, так называемого, «русского дома», в широком смысле этого слова.

В самом центре Праги, на Кременцовой улице в доме 8, в ноябре 1925 г. открылся «Русский Очаг» — культурно-просветительский центр русской эмиграции, в частности, русской учащейся молодежи. Он «представлял собой великолепную библиотеку, очень хорошо подобранную, с прекрасным читальным залом, который каждое утро пополнялся свежими газетами со всего мира, в том числе и советскими. Рядом с читальней имелся буфет, где можно было закусить или даже пообедать»⁴ по очень доступным ценам. В «Русском Очаге» имелись также залы для проведения лекций и семинаров, учебных занятий, литературных и музыкально-художественных собраний, выставок и всяких иных мероприятий (кроме политических), обслуживавших духовные и материальные нужды русской колонии в Праге. «Русский Очаг» владел богатой коллекцией диапозитивов по русскому и всеобщему искусству. В помещении «Очага» происходили организационные собрания Комитета «Дня русской культуры». В ноябре 1927 г. в «Русском Очаге» была подготовлена Выставка — базар русского прикладного искусства и женских рукоделий. Основательницей и руководительницей этого, поистине «русского дома» в Праге, была С.В. Панина.

С первыми партиями русских студентов, прибывших в Прагу из разных стран для продолжения образования, зазвучала в Праге русская хоровая песня. В начале это были отдельные группы, немногочисленные и не имевшие ни нот, ни дирижера. Но это стремление отвести душу за пением родных песен нашло своих руководителей и организаторов. Уже в 1921 г. создается первый русский хор в Праге — «Общестуденческий русский хор». К этому же времени относится и создание постоянного русского церковного хора при храме Святого Николая в Праге. Из многочисленных хоров, созданных в Чехословакии, можно отметить смешанный хор кружка «Друзей русской музыки» (дирижер И.Р. Вебер), казачий хор под управлением В.А. Левицкого, хор «Родная песня» (дирижер М.П. Буримов). Отдельно нужно упомянуть Ученический хор при Русской реальной гимназии в Праге (дирижер — теоретик русской хоровой музыки С.П. Орлов). С Прагой связано возникновение и расцвет Донского казачьего хора имени Платова, организованного в 1927 г. (дирижер Н.Ф. Кострюков). Самым значительным в русской хоровой жизни Праги считается «Общестуденческий русский хор» (1921 — конец 30-х гг.), которому в 1925 г. было присвоено имя А.А. Архангельского (1846 — 1924), композитора, дирижера, теоретика хорового искусства, приглашенного в Прагу в качестве руководителя хора в 1923 г. Алисой Масарик, супругой президента страны. После скоропостижной кончины А.А. Архангельского с хором работали А.Т. Гречанинов, А.Д. Александрович, В.Ф. Кибальчич и др. Репетиции Русского студенческого хора им. А.А. Архангельского проходили в «Русском Очаге». Ни одно торжественное мероприятие русской колонии в Чехословакии не проводилось без выступления этого хора. В широкой концертной деятельности хора были представлены русские народные песни, классическая хоровая музыка, оперная классика, духовные песнопения. С 1927 г. при содействии «Русского Очага» начал издаваться ежемесячный журнал — «Русский хоровой вестник».

Русская театральная жизнь в Праге была представлена Русским Камерным театром (1922 — 1924) и Пражской группой МХТ (1922 — в 1928 переехала в Париж). Заслуга Русского Камерного театра заключалась в том, что за свое недолгое существование, он познакомил русскую молодежь и чешских театралов с лучшими образцами русской классической драматургии, постановками пьес Н.В. Гоголя, А.Н. Островского, А.В. Сухово-Кобылина, А.С. Грибоедова, Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского и др. Пражская группа МХТ прибавила к этому списку имена М. Горького, А. Чехова, Л. Андреева, показала себя «как театр со своим определенным лицом, своей традицией, своим пониманием автора и роли, со своим чувством ансамбля»^5.. Пражская группа МХТ образовалась из группы актеров МХТ, гастролировавших на юге России во время гражданской войны и отрезанных от Москвы Добровольческой армией. В состав группы входили: О.Л. Книппер-Чехова, В.Н. Павлова, М.А. Крыжановская, В.Г. Орлова, В.М. Греч, Т.Х. Дейкарханова, В.И. Качалов и другие, более 20-ти человек (позднее, уже за границей к ним присоединилась М.И. Германова). В 1920 г. группа оказалась в Болгарии, где шли репетиции и спектакли. Артисты играли для русских беженцев, считавших свое беженство временным, надеясь на скорое возвращение домой. В 1921 г. группа добралась до Берлина, где их настигла телеграмма от К.С. Станиславского с просьбой вернуться в Россию, на которую откликнулись Качалов, Книппер-Чехова, Подгорный, Гремиславский и др. Отколовшаяся часть группы кочевала из страны в страну, пока не добралась до Праги. Работа здесь оказалась продолжительной  и успешной, а прием — теплым и участливым, группа получила название «Пражской» и носила это имя даже после переезда в 1928 г. в Париж.

Важнейшей составляющей широкого и многоаспектного понятия «русский дом» в Чехословакии между двумя мировыми войнами является историческая память о Родине, овеществленная в музейных собраниях, созданных русской диаспорой в Чехословакии. Особое, почетное место занимает Русский культурно-исторический музей, основанный при Русском свободном университете в конце 1933 г. Главным инициатором создания музея, а затем его многолетним директором и «ангелом-хранителем» был Валентин Федорович Булгаков (1886 — 1966) — человек замечательной и нелегкой судьбы. Уроженец Сибири (г. Кузнецк, Томской губернии), он закончил историко-филологический факультет Московского университета и в дальнейшем проявил себя незаурядным литератором и собирателем фольклора. Ему посчастливилось быть последним личным секретарем Л.Н. Толстого (с января по ноябрь 1910 г.). В.Ф. Булгаков был горячим пропагандистом его духовно-этического наследия и написал о нем несколько книг воспоминаний, а также выступал с многочисленными лекциями о Л.Н. Толстом как в Чехословакии, так и в других странах русского рассеяния. Музейное дело было знакомо В.Ф. Булгакову еще в России. Он, по существу, спасает от запустения и разорения московский Дом-музей Л.Н. Толстого в Хамовниках в годы революции и гражданской войны. Помогает возрождению других мемориальных музеев, составляющих гордость русской культуры (А.П. Чехова, П.И. Чайковского, А.Н. Скрябина и др.). В 1923 г. В.Ф. Булгаков был выслан из РСФСР по постановлению ВЧК. Оказавшись в Чехословакии, Булгаков активно включился в литературную и культурную жизнь «Русской Праги», в течение трех лет возглавлял Союз русских писателей и журналистов в Ч.Р., был членом Куратория Русского народного (позднее свободного) университета в Праге, работал и в других русских общественных организациях. Вместе с М.И. Цветаевой и С.В. Завадским редактировал сборник «Ковчег» (Прага: Пламя, 1926). Но все-таки главным делом Булгакова в Праге стала организация Русского культурно-исторического музея. Музей открылся для посетителей 29 сентября 1935 г. в старинном Збраславском замке, в окрестностях Праги. В создании музея принимали участие: А.Л. Бем, Н.И. Астров, С.В. Завадский, С.В. Панина, М.М. Новиков, А.Н. Фатеев и др. «Это было без преувеличения волнующее событие в жизни эмигрантов, осевших в Чехословакии и получивших возможность прикоснуться к русским историческим и культурным ценностям»⁶. Несмотря на то, что с 1923 г. в Праге работал Русский заграничный исторический архив с книжным и газетным отделами, а также несколько русских библиотек, музей начал формировать свои книжные и архивные фонды. Целью музея было собирание, хранение и экспонирование предметов и материалов, относящихся к жизни, быту и творчеству русской эмиграции. Это были: знамена, ордена, медали, оружие, иконы, костюмы, портреты, картины, скульптуры, а также реликвии, связанные с жизнью и деятельностью известных русских писателей, художников, артистов, ученых. «Согласно Плану-программе Русского культурно-исторического музея, его архив рукописей должен был включать следующие материалы:

1. Оригинальные (черновые и законченные) рукописи произведений русских писателей, ученых, композиторов, а также корректуры с собственноручными авторскими поправками.

2. Неизданные художественные и научные произведения эмигрантов, а также дневники, записки, воспоминания.

3. Русские тексты произведений русских писателей и ученых, опубликованные только на иностранных языках.

4. Переписка выдающихся представителей русской культуры, переписка выдающихся иностранцев с русскими корреспондентами, всякого рода характерные письма, относящиеся к истории, жизни и быту русской эмиграции, а также письма, получаемые эмигрантами из Советской России.

5. Старинные русские рукописи, жалованные грамоты, указы и пр.»⁷.

Архивный фонд музея постоянно пополнялся, благодаря дарам эмигрантов. В собрании музея находились автографы Л.Н. Толстого, рукописи И.А. Бунина, М.И. Цветаевой, Вас.И Немировича-Данченко и др., письма Г. Адамовича, М. Осоргина, Н. Тэффи и др., переписка В.Ф. Булгакова с Н.К. Рерихом, Р. Ролланом, Р. Тагором и другие материалы. В Уставе музея было записано, что его коллекции «в будущем должны быть возвращены в Россию как ее национальное достояние»⁸. Во время немецкой оккупации для музея наступили нелегкие времена. Часть коллекции была разграблена. Денежные дотации прекратились. С мая по ноябрь 1939 г. музей был закрыт. В 1941 г. музе стал привлекать внимание высших представителей германской администрации и получил материальную помощь. Но начались гонения на В.Ф. Булгакова, вышло постановление о лишении его должности директора музея, на которую был назначен художник и коллекционер Н.В. Зарецкий (1876 — 1969). К концу войны над музеем вновь сгустились тучи. Весной 1944 г. ему пришлось освободить для военных нужд несколько помещений замка. В июне 1945 г. В.Ф. Булгаков вновь принял руководство музеем и взялся за его восстановление. В конце 1945 г. В.Ф. Булгаков предложил советским дипломатам передать музейные экспонаты в Россию как ее национальное достояние. Это предложение было принято. О судьбе художественных коллекций музея В.Ф. Булгакову сообщили из МИД СССР в письме от 19 марта 1949 г.: «В связи с Вашим письмом на имя тов. В.А. Зорина сообщаю, что 51 картина (среди них произведения Репина, Коровина, А. Бенуа и др. известных художников) передана в Государственную Третьяковскую. Галерею в соответствии с ее просьбой; 48 картин направлены в Государственный центральный театральный музей им. А.А. Бахрушина; <   > Что касается народных русских вышивок, портретов, фотографий (51), то они переданы в Государственный исторический музей»⁹. Сам В.Ф. Булгаков в 1949 г. вернулся в СССР и избежал репрессий. До самой смерти в 1966 г. он работал в Доме-музее Л.Н. Толстого в Ясной поляне, передав в музей сохраненные в эмиграции материалы о Л.Н. Толстом.

Необходимо сказать еще об одном замечательном музейном собрании. В Чехословакии обосновалось несколько крупных казачьих объединений, где сохранились казачьи реликвии. В Праге находился Донской Казачий архив и коллекция Донского музея, вывезенная из Новочеркасска. Еще в 1884 г. в административном центре Области войска Донского — Новочеркасске — возникло Общество любителей донской старины, сыгравшее большую роль в создании музейного собрания. А в 1899 г. состоялось открытие Музея истории донского казачества в специально построенном для него здании в центре Новочеркасска. В нем экспонировались многочисленные казачьи знамена и штандарты, регалии атаманской власти (серебряные перначи, булавы, бунчуки XVIII-XIX вв.), сабля прославленного атамана, героя Отечественной войны 1812 г. М.И. Платова, другое именное и жалованное оружие, российские и иностранные ордена и медали — свидетельства воинской доблести казаков. В конце 1919 г. по решению Донского белоказачьего правительства и атамана Войска Донского, Африкана Петровича Богаевского (1872 —1934) Донской архив и основная коллекция музея под огнем наступающих «красных» были вывезены из России. В начале 1925 г., после длительного зарубежного странствия (Константинополь, Болгария, Югославия) под руководством члена Донской исторической комиссии Павла Автономовича Скачкова (1878 — 1936) эти реликвии были перевезены в Прагу. Среди многочисленных пражских казачьих объединений развернулась борьба за право обладания святынями истории казачества. Но стараниями П.А. Скачкова, при поддержке А.П. Богаевского, удалось сохранить целостность коллекции и передать ее на хранение в Русский заграничный исторический архив в Праге. Для опровержения обвинений в меркантильности П.А. Скачкова, необходимо сказать, что после скоропостижной кончины в 1936 г. (П.А. Скачков был погребен на Ольшанском православном кладбище в Праге) его личные вещи были разыграны в лотерею между русскими эмигрантами. «Это были лишь карманные часы, золотое обручальное кольцо, одна юбилейная серебряная монета и простые шахматы ручной работы. Хранитель донских казачьих реликвий был из породы русских подвижников-бессребреников и заботился не о себе лично, а, в первую очередь, о сбережении вверенных ему сокровищ»¹⁰. Только в 1946 г. закончились многолетние странствия донских архивных и музейных реликвий. 115 казачьих знамен и штандартов, атаманские регалии, ордена, медали перевезли из Праги в Москву. Оттуда, через Комитет по делам культурно-просветительских организаций при Совете министров РСФСР они были возвращены на законное место — в экспозицию и фонды Новочеркасского музея истории донского казачества. Документы из Донского архива долгие годы хранились в закрытых фондах Центрального государственного архива Октябрьской революции (ныне Государственный архив Российской Федерации).

С Чехословакией связаны почти четыре года жизни М.И. Цветаевой — (с 1 августа 1922 г. по 31 октября 1925 г.). Вслед за мужем, С.Я. Эфроном(1893 — 1940), который после поражения «белой армии» оказался в эмиграции, в мае 1922 г. Марина Ивановна вместе с дочерью Алей собираются из московского дома на его поиски. Ариадна Сергеевна Эфрон вспоминает: «Багаж наш — сундучок с рукописями, чемодан, портплед, все — за исключением овальной густоплетеной корзины с «хозяйством» — было упаковано, затянуто ремнями и лежало у дверей столовой. Что мы везли с собой? Вот сохранившийся в одной из материнских тетрадей —

                            «Список (драгоценностей за границу):

                            Карандашница с портретом Тучкова IV

                            Чабровская чернильница с барабанщиком

                            Тарелка со львами

                            Сережин подстаканник

                            Алин портрет

                            Швейная коробка

                            Янтарное ожерелье

                            (Алиной рукой)

                             Мои валенки

                             Маринины сапоги

                             Красный кофейник

                             Синюю кружку новую

                             Примус, иголки для примуса

                             Бархатного льва.

Бархатный лев — слегка обгоревший на первой в моей жизни елке, в качестве погорельца, самый любимый из игрушечных моих зверей, лакированная карандашница с портретом юного полковника 1812 года, тяжелая фаянсовая тарелка с золотисто-коричневым рисунком, изображающим крадущегося сквозь растительный орнамент гривастого «царя зверей с лицом Макса Волошина», серебряный подстаканник с Сережиными инициалами — Маринин свадебный подарок — и янтарное ожерелье: грубо граненные, архаичные «колеса» цвета темного пива, нанизанные на вощеную суровую нитку, — в голодный год выменянное Мариной, вместо хлеба, где-то под Рязанью, — были с Мариной неразлучны, странствовали вместе с ней по Германии, Чехии, Франции»^11.. Из Москвы М.И. Цветаева с дочерью Ариадной прибывает в Берлин. Муж М. Цветаевой С.Я. Эфрон был в это время студентом Карлова университета в Праге, поэтому дальнейший путь лежал в Прагу. 1 августа 1922г. М.И. Цветаева прибывает в Чехию. Русские студенты, среди которых был С.Я. Эфрон, проживали на окраине Праги, в бывшей казарме, называвшейся «Свободарна». Однокашник С. Эфрона по университету, в дальнейшем художественный критик Н.А. Еленев (1894 —1967), в своих воспоминаниях так описывает это студенческое общежитие: «Здание вмещало по обеим сторонам своих узких туннелей несколько сот «кабинок». Тянулись они вплотную. Отделяли их тонкие перегородки, которые не доходили до цементного пола и не упирались в потолок»¹². Там русские студенты-эмигранты жили и учились так усердно, что почти везде были первыми, даже в спорте. Все были уверены, что очень скоро вернутся на родину и что тогда они смогут быть ей полезными своими знаниями. Н.А. Еленев написал воспоминания: «Кем была Марина Цветаева?» (Грани. 1958.№39).

Из-за высоких цен на жилье С.Я. Эфрон не смог снять квартиру для семьи в Праге и они поселились в местечке Мокропсы, под Прагой. М.И.Цветаева так описала это убогое пристанище: «Крохотная горная деревенька, живем в последнем доме ее, в просторной избе. Действующие лица жизни: колодец-часовней, куда чаще всего по ночам или ранним утром бегаю за водой (внизу холма) — цепной пес — скрипящая калитка. За ними сразу лес. Справа — высокий гребень скалы. Деревня вся в ручьях»¹³. О нелегкой жизни той поры М.И. вспоминает: «Треть дня уходит на топку огромной кафельной печки. Жизнь мало чем отличается от Московской, бытовая ее часть — пожалуй, даже беднее! — но к стихам прибавилась: семья и природа. Месяцами никого не вижу. Все утро пишу и хожу: здесь чудные горы»¹⁴. Как и у большей части эмигрантов, у семьи почти все время не хватало денег, они кочевали по окрестностям Праги. Марина и Аля должны были сами, без прислуги, справляться со всеми обязанностями повседневной жизни. Несмотря на все эти трудности, Ариадна Сергеевна Эфрон с удовольствием вспоминает свое детство в Чехии: «Зимовали хорошо, честно, дружно, пусть и трудно. Трудности мне стали видны впоследствии, девочкой я их просто не понимала, может быть, потому, что легкой жизни я не знала; то, что на мою долю приходилась часть домашней работы, считала не только естественным — радостным; то, что у меня было всего два платья, не вынуждало меня мечтать о третьем… то, что были редки подарки и гостинцы, только повышало их волшебную ценность в моих глазах… Счастьем были вечера, которые иногда проводили мы вместе, у стола, освобожденного от еды и посуды, весело протертого мокрой тряпкой, уютно и торжественно возглавленного керосиновой лампой с блестящим стеклом…Сережа читал нам вслух привозимые им из Праги книги; Марина и я, слушая, штопали, чинили, латали…»¹⁵. В Чехии М.И Цветаева плодотворно работала. Здесь написаны поэмы: «Молодец», «Царь-Девица», «Крысолов», «Поэма конца», «Поэма горы», пьеса в стихах «Феникс»; прозаическое эссе о В.Я. Брюсове «Герой труда» и множество стихотворений. 1 февраля 1925 г. в Чехии у Марины Ивановны Цветаевой родился сын. 8 июня 1925 г. отец Сергий (Булгаков ) (1871 — 1944) крестил маленького Георгия во Вшенорах — местечке под Прагой. Крестными были — подруга М.И. Цветаевой, Ольга Чернова и друг семьи, писатель-прозаик А.М. Ремизов (1877 — 1957). По словам М.И. Цветаевой, Прага была ее любимейшим, после Москвы, городом. Почти все русские журналы и альманахи Праги публиковали ее произведения. Более других — журнал «Воля России», где литературным редактором был М.Л. Слоним(1897 — 1976), литературовед, публицист, переводчик. Он дружил с М. Цветаевой, оставил книгу воспоминаний: «О Марине Цветаевой: Из воспоминаний» (Новый журнал. № 100. 1970, № 103. 1971.).

В окрестностях Праги, в местечках Мокропсы, Вшеноры, Радошовицы, Збраслав, Черношицы, обитало много «товарищей по несчастью», русских семей, снимавших здесь жилье, которое было гораздо дешевле пражских квартир. Концентрация русских в этих местах определило их негласный статус «русских деревень». Стиль проживания, быт, взаимоотношения между людьми, соблюдение православных обрядов в католической стране, отличало и выделяло их в среде сдержанных в эмоциональном, бытовом , религиозном и других отношениях, чехов. Хозяева домишек, которые снимали русские, часто выговаривали им за не подметенные полы, или за шумные посиделки, праздники, именины. Настороженно взирали они на щедрость, с которой русские делились последним с теми, кто нуждался. Русские семьи  дружили между собой, ходили по русскому обычаю, в гости друг к другу, создавали литературно-музыкальные кружки. Здесь собирались по-домашнему, за большим круглым столом с самоваром и пирожками, с детьми и домочадцами. В старинном, живописном пригороде Праги, Збраславе, в 1923 г. образовался русский литературно-художественный кружок под названием «Збраславские пятницы», имевший большой успех не только у местных жителей, но и у «пражан». Он был знаменит интересными докладами, которые делали русские профессора, любившие приезжать в Збраслав по пятницам. Русский кружок в местечке Черношице под Прагой возник в начале 1926 г. по инициативе историков В.А. Мякотина и А.Ф. Изюмова — основными докладчиками. Здесь много музицировали под управлением М.В. Черносвитовой — публицистки, очеркистки и мемуаристки (переписывалась с М.И. Цветаевой). Русский кружок в Ржевнице начал собираться в мае 1926 г. и был знаменит своими музыкальными вечерами и пением народных песен, не только русских, но и калмыцких и армянских, а также народными танцами. Руководила кружком общественная деятельница, публицистка и мемуаристка Мария Васильевна Черносвитова. В мае 1926 г. образовался и Вшенорско-Мокропсинский русский клуб по инициативе русских эмигрантов, живших в двух соседних деревнях — Вшенорах и Горных (Верхних) Мокропсах, недалеко от Праги. В основу клуба было положено начало домашности и уюта. Члены его подбирались по принципу личного знакомства. Собирались по субботам на частной квартире, числом не более 30 человек. Пили чай с булочками, обсуждали литературные, философские, исторические, а также политические  события.

  С течением времени таяли надежды русских на возвращение. Вести, приходившие из России в письмах и советских газетах говорили о том, что это уже другая, незнакомая страна, что большевики пришли к власти надолго. С 1926 г. начинается процесс «сворачивания русской акции» (материальной помощи русским организациям и лицам от правительства Чехословакии), сокращается и число русских общественных организаций. В 1934 г., после заключения Чехословакией договора о признании СССР «de jure» среди определенной части молодежи становится популярной идея т. н. «возвращенчества» в СССР. Многие семьи подали прошения о получении советского гражданства, некоторые из них вернулись в СССР. Значительная часть русской культурной элиты переехала на жительство во Францию, в США и в др. страны. Но многие беженцы нашли свой последний приют на Ольшанском кладбище в Праге. Там похоронены писатели: А.Т. Аверченко, Вас.И. Немирович-Данченко, Е.Н. Чириков, Д.М. Ратгауз и др.;русские ученые: В.А. Францев, А.А. Кизеветтер, Е.А. Ляцкий, М.М. Новиков, П.И. Новгородцев, С.П. Постников и др.

Последний довоенный настоятель православной церкви Св. Николая в Праге, прот. Н. Рышков, выхлопотал еще в 1906 г. особое место на городском Ольшанском кладбище для погребения православных. 28 августа 1924 г. состоялась закладка православного храма-часовни Успения Пресвятой Богородицы на новом православном отделении Ольшанского кладбища в Праге. Для содействия строительству храма было создано особое юридическое лицо — «Братство по погребению православных граждан и по охране их могил в Чехословакии». В «Братство» входили: К.П. Крамарж (председатель), В.Т. Рафальский (вице-председатель), почетные члены — академик Н.П. Кондаков, профессора, А.С. Ломшаков, И.И. Лаппо, отец Сергий (Булгаков). Средства на церковь пожертвовало Чешское правительство, американский меценат Ч. Крейн и частные лица. Архитектор В.А. Брандт, которому помогали студенты Н.П. Пашковский, С.Г. Клодт и др. бесплатно сделали проект. Русские профессора, студенты, люди разных профессий, не имеющие достаточных средств, помогали строительству бесплатным трудом. Снаружи храм украшен мозаиками по эскизам И.Я. Билибина.

Последующие «волны» русской эмиграции затронули Чехию в малой степени. Потомки эмигрантов «первой волны» адаптировались в современных условиях жизни страны. Владея русским языком, они работают в Славянском институте Праги, в Славянском отделе Чешской Национальной  библиотеки, издают труды по истории русской эмиграции в Чехословакии. Имея другие специальности, работают на благо страны, приютившей их отцов и дедов. В ноябре 2009 г. удалось встретиться и побеседовать с русскими пражанами. Одна из них — Анастасия Васильевна Капршивова-Вуколова (рожденная в 1937 г.) рассказала, что ее дед, С.В. Маракуев — донской казак из Урюпинска, преподавал в Урюпинской, а потом в Ростовской гимназии. Покидая Ростов, семья закапывала ценные вещи в огороде, надеясь на скорое возвращение. Поселившись в Праге, С.В. Маракуев преподавал в русских учебных заведениях, дослужился до директора Русского института сельско-хозяйственной кооперации в Праге, созданном в 1921 году. Отец и мать были студентами этого института, где и познакомились. Поженившись, снимали маленькую квартиру в Дейвицах, на окраине Праги. Жили скромно, почти бедно. Первые детские воспоминания Анастасии Васильевны рисуют картины пребывания в русском детском саду, где русские няни и кухарки играли с детьми в «каравай — каравай», наряжали новогоднюю елку, пекли куличи и красили на Пасху яйца. Дети русских эмигрантов здесь были погружены в русский язык, в атмосферу русских сказок, детских игр и песенок. А.В. Копршивова-Вуколова владеет русским и чешским языками без акцента. Выйдя замуж за чеха и войдя в дом его родителей, она училась вести хозяйство под руководством строгой чешской свекрови. Своим детям и внукам, не говорящим по-русски, она рассказывает русские сказки по-чешски. Сфера ее деятельности — история русской эмиграция в Чехословакии «первой волны» Одна из наиболее волнующих ее тем — судьба русских эмигрантов, репрессированных после 1945 года. Она публикует книги и статьи как на русском, так и на чешском языках.

Другая моя собеседница — Любовь Николаевна Белошевская, сотрудница Русского отдела Славянского института в Праге, автор книг и статей о русской литературной эмиграции «первой волны» в Чехословакии, вышла замуж за сына русских эмигрантов. Поселилась в Праге в 1981 г. Ей посчастливилось застать в живых дочь историка А.А. Кизеветтера, Екатерину Александровну Кизеветтер-Максимович. Обе — бывшие москвички, они много говорили и вспоминали о Москве, о любимых московских местах (Е.А. Кизеветтер жила в Москве на Моховой). Ее пражская квартира была поистине «русским домом». Гостями семьи Кизеветтеров были многие русские писатели и деятели русской культурной эмиграции. На стенах остались автографы многих из них (например, четверостишия М.И. Цветаевой). Л.Н. Белошевская считает себя эмигранткой. Дома они с мужем говорят по-русски, даже их собака понимает как по-чешски, так и по-русски.

Русские эмигранты, встреченные мной в Праге, переселились в Чехию не по принуждению, а из экономических соображений или вступив в брак с гражданами Чехии. Представители нового поколения русских «переселенцев» в большей степени чувствуют себя «гражданами мира». Но и они привносят в пражскую жизнь новорусские реалии, например, освящают в русском православном храме на Ольшанах свои автомобили, что очень возмущает старшее поколение, которое предпочитает не встречаться и мало общаться с ними. Меняются стремительно времена и нравы, меняются и люди, свободно перемещающиеся по миру, все больше и больше размывается понятие «русский дом» за границей.

 

Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (грант 09-04-00291а)

 

 

                            Примечания:

 

¹ Выражение Анастасии Ширинской, эмигрантки «первой волны»в Тунисе из передачи о русской эмиграции на ТВ «Россия 1» (2009 г.)

² Речь В. Ходасевича на Пушкинском вечере 14 февраля 1921 г. в Петрограде.

³ Андреев Н.Е. Пражские годы //Новый мир.-1994.-№11.

⁴ Там же.

⁵  Брей А. Русский театр в Праге //Русские в Праге: 1918 — 1928 гг. /ред.-изд. С.П. Постников.-Прага, 1928.

⁶ Муромцева Л.П. Документальные и книжные коллекции музеев русской эмиграции в Чехословакии //Международная конференция «Русская, украинская и белорусская эмиграция в Чехословакии между двумя мировыми войнами: Результаты и перспективы исследований. Фонды Славянской библиотеки и пражских архивов»: сборник докладов.-Ч.1,2.-Прага,1995.

⁷ Там же.

⁸  Досталь М.Ю. Русский культурно-исторический музей в Праге в творческой судьбе В.Ф. Булгакова (по новым архивным данным) //Там же.

⁹ Там же.

¹⁰ Перхавко В.Б. Воинские реликвии в русских эмигрантских собраниях в Чехословакии //Там же.

¹¹ Эфрон А.С. Марина Цветаева: Воспоминания дочери. Письма.-Калининград, 2000.

¹² Разумовская М. Марина Цветаева: Мифы и действительность.-М.,1994.

¹³  Письмо Б. Пастернаку. 19. 11. 1922.

¹⁴ Письмо А. Бахраху. 20. 07. 1923.

¹⁵ Эфрон А.С. Страницы былого //Звезда.-1975.-№6.

 

 

                              Литература

 

    1. Русская, украинская и белорусская эмиграция в Чехословакии между

двумя мировыми войнами: Результаты и перспективы проведенных

исследований: Фонды Славянской библиотеки и пражских архивов: Международная конференция.-Прага,14-15 августа 1995 г.: сборник докладов. Ч. 1, 2.-Прага,1995.

    2. Русские в Праге: 1918 — 1928гг. /Ред.-изд. С.П. Постников.-Прага, 1928.

    3. Литература русского зарубежья: 1920 — 1940.-вып. 3 /ред. О.Н. Михайлов.-М.: ИМЛИ РАН, 2004.

    4. Раев М. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции: 1919 — 1939.-М., 1994.

    5. Разумовская М. Марина Цветаева: Мифы и действительность.-Пер. с нем.-М.: Радуга, 1994.

    6. Хазанов Б., Глэд Д. Допрос с пристрастием: Литература изгнания.-М.,2001.

    7. Глэд Д. Беседы в изгнании: Русское литературное зарубежье.-М.: Книжная палата, 1991.

    8.Сводный каталог периодических и продолжающихся изданий русского зарубежья: (1917 — 1996гг.).-М.: РОССПЭН, 1999.

    9. Эфрон А. Марина Цветаева: Воспоминания дочери. Письма.-Калининград: Янтарный сказ, 2000.