Авидзба Регина Леонтиевна
«Воспоминания кавказского офицера» барона Ф.Ф. Торнау в научном изучении исторического прошлого Кавказа
Сведения об авторе:
Институт мировой литературы им. А.М. Горького РАН
Аспирант
reginaavidzba@rambler.ru
Аннотация
В научном изучении исторического прошлого Кавказа важной страницей являются «Воспоминания кавказского офицера» барона Ф.Ф. Торнау, отразившие эпоху 1830-х гг., когда восточное побережье Черного моря перешло под покровительство России, но обнаружилась нехватка сведений о крае. Записки русского разведчика, являясь одновременно историческим документом и литературным памятником, рассмотрены в статье как источник уникальных материалов по истории, этнографии, географии и культуре кавказских народов этого региона. Воспоминания Торнау дополняют подробностями планы и действия русского командования, картину побед и поражений русских войск на Кавказе.
Ключевые слова
Россия, Кавказ, Ф. Торнау, литературные воспоминания, документы, история
Abstract
‘The Memoirs of a Caucasian Officer’ by Baron F.F.  Tornau play an important role in the scientific study of the Caucasus history. They portray the period of the 1830s when the eastern coast of the Black Sea had just come under the authority of Russia and there had been little information about the area. The notes of a Russian intelligence officer, being at the same time a historical document and a literary work, are reviewed in this article as a source of unique material about the history, ethnography, geography and culture of the Caucasian peoples populating the region. The memoirs of Tornau provide an insight into the plans and actions of Russian military commanders, victories and defeats of the Russian army in the Caucasus.
Key words
Russia, Caucasus, F. Tornau, literary memories, documents, history
Присоединение Кавказа к России имеет длительную историю. Значительная часть Северного Кавказа и Закавказья добровольно приняла русское подданство: Кабарда — в 1557 г., Восточная Грузия — в 1801 г. В результате русско-персидских и русско-турецких войн были присоединены другие территории. Объединение Кавказа и Россией «способствовало экономическому, политическому и культурному развитию кавказских народов».  «Однако некоторые территории (особенно в горных районах) не сразу вошли в состав Российской империи, были присоединены в результате ряда военных кампаний, известных под общим названием Кавказской войны 1817–1864 гг.¹
С заключением Адрианопольского трактата (1829 г.) восточные берега Черного моря и черкесские земли между Кубанью и морским берегом вплоть до границы Абхазии были переданы России. Эта уступка имела значение только на бумаге. Горцам она была непонятна: «Мы и наши предки были совершенно независимы, никогда не принадлежали султану, потому что его не слушали и ничего ему не платили, и никому другому не хотим принадлежать. Султан нами не владел и поэтому не мог нас уступить»². На объяснения генерала Н.Н. Раевского: «Султан отдал вас в пеш-кеш (тур. «подарок». — Р.А.), подарил вас русскому царю», один из старейшин ответил: «А! Теперь понимаю, — и показал птичку, сидевшую на ближнем дереве. — Генерал, дарю тебе эту птичку, возьми ее!»³.
Сломить характер и упорство горцев не представлялось возможным. Война стала неизбежностью, но и она не несла быстрого и легкого решения вопроса.
Неприступным этот край делала, во-первых, природа: «Чрезвычайная изрезанность рельефа, крутизна горных склонов, непроходимые каньоны рек (например, Бзыби и Мзымты), буйная растительность, теплый климат, — все это делало горы несокрушимой цитаделью свободолюбивых адыгейских и абхазских племен»⁴. К тому же российское командование не владело необходимой информацией о народностях и местах их проживания, тропах и перевалах. Кавказский вопрос требовал особого внимания и средств исполнения. Так обозначилась первостепенная задача Российской Империи: «Отыскать лучший путь к покорению горцев»⁵.
Кавказ, Абхазия издревле привлекали к себе внимание. Свои планы на регион имели в различные эпохи греки, римляне, византийцы, персы (иранцы), арабы, турки, англичане, французы, немцы, поляки, русские. Писатели, художники, ученые, военные агенты, путешественники и исследователи из многих концов мира с риском для жизни отправлялись в путешествия ради одной цели — раскрыть для себя неведомую страну, добыть достоверные сведения о ней, ближе узнать непокоренный и неизвестный народ.
В ряду таких приезжавших на Кавказ иностранцев особое место принадлежит русскому офицеру барону Ф.Ф Торнау, обладавшему выдающимися профессиональными способностями и талантом. Его влекла не романтика приключений и странствий. Главной задачей Торнау была разведка. Ему было поручено произвести «скрытый обзор берегового пространства на севере от Гагр», необходимый для планирования сухопутного сообщения вдоль восточного берега Черного моря, включая Абхазию.
«Для того, чтобы получить понятие о нашем положении на восточном берегу Черного моря в 1835 г., когда судьба забросила меня в Абхазию, необходимо познакомиться с обстоятельствами, сопровождавшими первое появление здесь русских войск»⁶, — пишет Торнау, раскрывая нюансы политической обстановки Абхазии и всего Кавказа конца XVIII —первой половины XIX вв., начиная с хроники царствования абхазских владетельных князей. При Селиме II и Амурате III турки подчинили себе Гурию, Имеретию, Мингрелию и Абхазию. В 1578 г. они построили две крепости на берегу моря: в Поти и в Сухуме. К этому времени, видимо, можно отнести и постройку турецкой крепости у натухайцев, на берегу Геленджикской бухты.
Восстание абхазов (1771 г.) привело к тому, что завоеватели вынуждены были оставить Сухум. Его возглавили два брата — Леван и Зураб Шервашидзе. Однако в результате их ссоры Сухум вновь перешел к туркам. Это положение продлилось не более трех лет; утомленные беспрерывными нападениями абхазов, турки покинули Сухум.
Следующий этап связан с именем Келеш-бея Шервашидзе. Он занял Сухум, силой подчинил себе абхазцев и перешел под власть султана, за что получил титул владетеля Абхазии и сухумского наследственного паши. Началом конца Келеш-бея оказалась милость, оказанная абхазским владетелем Тегер-паше требизондскому (трапезундскому) паше, осужденному на смерть. Предоставив ему убежище, Келеш-бей навлек на себя негодование турецкого правительства и стал искать покровительства в России. В то же время Келеш-бей тайно принял христианство. Для расправы с ним турки подкупили его старшего сына Аслан-бея. Преступление свершилось в Сухуме; но Аслан-бей не воспользовался его плодами. Младшие братья — Сефер-бей, Бостал-бей и Гассан-бей — также осужденные на смерть подобно отцу, успели спастись и вооружили против него всю Абхазию. Аслан-бей бежал в Батум от народного мщения.
Сефер-бей официально принял христианство и в 1808 г. отдал Абхазию под покровительство России. Сухум отличался наиболее удобным рейдом на всем восточном берегу Черного моря и обещал доставить России безусловные военные и торговые выгоды. В связи с этим, по согласованию с владетелем Абхазии, русские войска в 1810 г., вытеснив турок, поместили в Сухуме небольшой гарнизон. Русское правительство не планировало новых завоеваний, не вмешивалось в дела внутреннего правления, заботясь преимущественно об уничтожении влияния турок; по примеру владетеля, народ Абхазии был склонен вернуться к христианству — вере предков.
Между тем, бежавшие из Сухума турки рассыпались по всей Абхазии и активно возбуждали народ против русских. Аслан-бей путем всевозможных интриг и происков увеличивал число своих приверженцев. Когда прошел первый порыв негодования против отцеубийцы, пошла в ход религиозная карта: Аслан-бей – исполнитель воли Аллаха, наказавшего отступника Келеш-бея. Такое толкование поступка не находило одобрения в Абхазии и подталкивало к беспорядкам всякого рода. Находившиеся в Сухумской крепости две русские роты едва были достаточны для обороны и не могли способствовать водворению порядка в крае. В 1821 г. Сефер-бей умер, оставив наследником княжества своего старшего сына Дмитрия, воспитывавшегося в Петербурге. 
В крае начались беспорядки. Пользуясь отсутствием Дмитрия Шервашидзе, подогреваемые турками Аслан-бей и Гассан-бей стремились завладеть княжеством. Для усмирения Абхазии была назначена экспедиция, финалом которой стало водворение Дмитрия на княжеский престол. Но через три года он умер. Восстание в Абхазии повторилось и вызвало новое вооруженное вмешательство со стороны русских — в пользу Михаила, второго сына покойного Сефер-бея.
Уже с 1830 г. восточное побережье Черного моря перешло под покровительство России. Устройство береговой линии и начало военных действий против черкесов с Кубани и с южной стороны гор, из Абхазии, обнаружили нехватку сведений как о народах, ее населявших, так и о географическом пространстве. Для «пополнения сведений о береге между Гаграми и Геленджиком предписано было произвести усиленные десантные рекогносцировки»⁷.
Попытки обследовать Кавказ, засылка разведчиков практиковались еще до Торнау. В 1829 и 1830 гг. дважды побывал у черкесов русский разведчик капитан артиллерии Г.В. Новицкий. Его целью было обследование «всего Закубанья, Большой и Малой Кабарды и местности на восточном берегу Черного моря, между Гагрой и Анапой, населенной племенами адыге и абадзе»⁸. Торнау пишет: «Не я первый из русских отправился в горы. В 1830 г. шапсугский старшина Абат Беслиней провел переодетого капитана Новицкого по дороге, которую А.А. Вельяминов разрабатывал после того в 1835 г. Путешествие их длилось трое суток, в которые они проехали около семидесяти верст, пользуясь ночным временем»⁹. Журнал «Русская старина» (1878. № 6), рассказывая о героическом подвиге Новицкого, подчеркивал, что ему «принадлежал весь труд подготовки данных и мужество высказать истину, не смягчая ее и не страшась неудовольствия от сильных лиц той эпохи»¹⁰.
В 1830 г. барон И.К. Аш составил «Военно-статистическое обозрение страны, заключенной между Мингрелией, крепостью Анапой, Черным морем и северо-западной частью Кавказского станового хребта», а также «Описания Цебельды и дорог, ведущих из одной в Абхазии и закубанскую сторону к карачаевцам и чеченцам».
Из Сванетии через снеговой хребет в Большую Кабарду и обратно в 1834 г. с большими трудностями совершил путешествие капитан Генерального штаба кн. И.В. Шаховской. Как пишет абхазский историк Г.А. Дзидзария: «Эти офицеры дали ряд ценных для кавказского командования сведений, хотя пребывание их у горцев было довольно кратковременным, а маршрут коротким» ¹¹.
Для научного изучения исторического прошлого Кавказа и кавказского народа материалы Торнау имеют важное значение. Это ценные сведения о Кавказе, его истории, этнографии, исторической географии, одним словом, как отметил Дзидзария, «материалы непреходящей ценности» ¹². Приоткрыв временной занавес, Торнау помогает глубже вникнуть в планы и действия русского командования, причины побед и поражений русских войск. «Воспоминания кавказского офицера» ярко и во многих подробностях повествуют о достижениях разведчика, рассказывают о геройстве простых русских солдат, открывают красоту кавказской природы и богатый внутренний мир горцев, храбрость и удальство тех и других; сообщают уникальные сведения о кавказских народах в первой половине XIX в.
После громких удач в Чечне и в Дагестане, когда левый фланг кавказской линии казался усмиренным, русским командованием было принято решение о переносе военных действий в западную часть Кавказа, и основное внимание было направленно на устройство береговой линии. 
Малый успех морской блокады привел к заключению, что сообщение турок с черкесским берегом прекратится только в том случае, когда все пункты, которые они привыкли посещать, будут заняты русскими укреплениями. Торнау отмечает: «Эта мысль <...> встречала в применении невыгоды и затруднения, которые могли оценить вполне только люди, близко знакомые с кавказскими обстоятельствами. Одно из главных затруднений <...> заключалось тогда в недостатке точных сведений о местности, о количестве неприятеля и о средствах, которыми он располагал для своей обороны»¹³. Чтобы понять, позволяют ли местность и обстоятельства действовать сухопутным путем, следовало точнее изучить страну, в которой русское командование предполагало утвердиться. В 1834 г. последовал приказ немедленно начать обустраивать береговую линию, открыв военные действия против кубанских и абхазских черкесов; а для пополнения сведений о береге между Гаграми и Геленджиком произвести усиленные десантные рекогносцировки.
Отряд из нескольких батальонов, направленный в Абхазию в 1834 г. для разработки дорог и укреплений, необходимых для защиты сообщений, за лето удалось проложить дорогу всего лишь до древнего Драндского монастыря, который, в свою очередь, был обращен в укрепление, и построить небольшой редут в Илори. Абхазская природа всячески препятствовала планам русского командования. Сухопутное продвижение за Гагры оказалось невозможным, путь преграждали скалы. Препятствие это распространялось исключительно на русские войска; горцам оно не мешало проходить в Абхазию горными тропами. В связи с этим, военное министерство ускорило организацию разведывательных действий в Абхазии и вообще на Кавказе.
По мнению Торнау, «для производства десантных рекогносцировок в разных пунктах, на протяжении сорока географических миль совершенно нам незнакомого, гористого берега, покрытого сплошным лесом, представлявшим для неприятеля отличную оборону, требовалось употребить несколько тысяч человек и около двадцати военных и транспортных судов. Жертвы людьми и деньгами, которые правительство должно было понести в этом случае, далеко превышали выгоды, которые могли принести рекогносцировки <…> Самые важные сведения о дорогах внутри гор, о количестве народонаселения, о его средствах к жизни и к войне, оставались совершенно недоступными»¹⁴.
Оставалось только одно средство: поручить опытному офицеру тайно осмотреть морской берег. Выбор пал на поручика Торнау. Он вспоминал: «На Кавказе я находился с начала 1832 г., участвовал прежде того в задунайской кампании против турок и в польской войне. Получив довольно значительную рану во время ичкеринской экспедиции тридцать второго года, я был долго болен и через год еще принужден был провести лето на кавказских минеральных водах для укрепления моих сил. Когда я вернулся в Тифлис, Вальховский встретил меня с предложением отказаться на долгое время от общества и от всех его удовольствий, преобразоваться с виду в черкеса, поселиться в горах и посвятить себя на сообщение сведений, добыть которые предполагалось было такой дорогой ценой: он не скрыл от меня опасностей, с которыми я должен был бороться; да и я сам понимал их очень хорошо»¹⁵. Чтобы не вызвать подозрений, Торнау перед экспедицией обрил голову, отпустил бороду и переоделся в черкесскую одежду. Однако притворяться немым не стал, а предпочел выдавать себя за чеченского абрека, полагая, что на Западном Кавказе вряд ли сыщешь человека, говорящего по-чеченски, а также надеясь на «общее правило», согласно которому абрек не смел возвращаться в родной аул.
«Барон Розен согласился предоставить мне (Торнау Ф.Ф. — Р.А.) право: располагать свободно собою и своим временем, вступать в сношения с покорными и непокорными горцами <…>, и, в указанных мне границах, обещать им награды или прощения <…> Обеспеченный таким образом против постороннего вмешательства местных кавказских властей, я принялся с охотой и с уверенностью в успехе за мое поручение и в тридцать пятом году сделал два удачных путешествия из Абхазии на линию и обратно»¹⁶.
В одиночку совершить задуманное было невозможно. «Первое затруднение состояло в отыскании надежных проводников, способных, по смелости и по своему положению в горах, взяться за подобное дело. Далее <…> проникнуть в середину самого густого черкесского населения, встревоженного и раздраженного опасностью, угрожавшей ему с двух сторон, вследствие появления наших войск в Абхазии и за Кубанью. Мне предстояло осмотреть не одну какую-нибудь дорогу, а весьма значительное пространство в горах, жить и путешествовать долгое время между неприятелем, которого сметливая недоверчивость равнялась вражде к нам, и не изменить себе ни одним словом или движением, не свойственными горцу. Я не знал черкесского языка и умел только сказать несколько слов по-татарски. Последний недостаток не должен был, впрочем, служить для меня столь непреодолимым препятствием, как могут подумать не знающие Кавказ. Между горцами существует такое множество различных наречий, что мне всегда было возможно выдать себя за человека, принадлежащего к племени, которого языка не понимали жители того места, где я находился»¹⁷.
Торнау испытывал сильнейшее желание «исполнить путешествие вопреки всем предсказаниям; я, впрочем, нисколько не скрывал от себя, что в случае неудачи мое положение в горах делалось действительно безвыходным»¹⁸.
Абхазия была именно тем местом, с которого было удобным начинать путешествия. Назначение Торнау состоять при войсках абхазского действующего отряда было секретным, чтобы предохранить его «от последствий всякой, даже неумышленной нескромности». Единственным знавшим об истинной цели был начальник Абхазского отряда. «Не теряя времени, я выехал из Тифлиса в декабре тридцать четвертого года, хотя ненастное зимнее время обещало мне самую трудную и неприятную дорогу»¹⁹.
Дорога от Тифлиса в Абхазию, до укрепления Редут-Кале усложнялась зимней погодой. «Дорога, проходившая над болотом, была устлана полуобтесанными бревнами, плававшими в тинистой грязи. При каждом шаге, который делала лошадь, ступая на них, они погружались в грязь. Не попав на бревно, лошадь проваливалась и нередко сбрасывала с себя седока. Тогда все останавливались, поднимали упавшего, освобождали лошадь из западни, в которую она попала, хорошо еще не с переломанными ногами. Не проходило часа без подобного происшествия с кем-нибудь из нашего поезда, состоявшего, кроме меня, из моего слуги, вьюка и обычной команды донских постовых казаков, без которых не ездили в то время даже по Мингрелии»²⁰. Редут-Кале представлял собою «земляное укрепление, построенное на берегу моря, около устья реки Хопи, посреди непроходимых болот <...> забытый уголок, в котором прозябали изнуренные лихорадками несколько солдат, офицеров и карантинных и таможенных чиновников. Внутри укрепления, уставленного небольшим числом деревянных строений, на всем лежала печать скуки, тоски, ветхости и бедности»²¹.
В Бамборах планировалось постоянное пребывание Торнау, там же были размещены командир егерского полка генерал А.Г. Пацовский, батальон 44-го егерского полка, полковой штаб и все главные военные заведения и склады. Пацовский был единственным в Абхазии человеком, имевший возможность помочь Торнау в задуманном «предприятии делом и советом, зная край и пользуясь хорошим влиянием на абхазцев»²².
Расположенный возле крепости небольшой базар собирал абхазцев и черкесов не столько для торговли, сколько для того, чтобы узнавать новости и высматривать, что делается у русских. «Положение Бамбор в широкой и привольной долине реки Пшандры, в трех верстах от морского берега и почти в таком же расстоянии от селения Лехне, или Саук-су, как его называли турки, местопребывания владетеля Абхазии, давало этому пункту значение, которым Пацовский воспользовался весьма искусно для сближения с нами абхазцев и для распространения на них, сколько было можно, нашего нравственного влияния»²³.
Забота и внимание Пацовского во весь период службы Торнау на Кавказе навсегда расположили его к этому человеку. Впоследствии Торнау писал: «Чем ближе узнавал я его, тем более возрастала моя вера в его душевную доброту»²⁴.
Пацовский предоставил Торнау все необходимые сведения о положении и политической обстановке в Абхазии. Сдружившись с ним, Торнау раскрыл свою настоящую цель: «В скромности Пацовского я был уверен, потому что никто лучше его не понимал опасности, которой могло подвергнуть меня одно неосторожное слово. По его мнению, не существовало никакой возможности проехать из Абхазии за Гагры; во-первых, потому что он не знал абхазца, могущего быть моим проводником, а во-вторых, по причине удвоенной осторожности, с которой неприятель караулил Гагринский проход со времени прибытия в Абхазию действующих войск. Позже я совершенно убедился в справедливости его мнения, но на первый раз не смел отказаться от своего предприятия, основываясь только на его словах и не уверившись сам в положительной невозможности исполнить его с этой стороны. Я не скрыл от него моего намерения стараться всеми силами опровергнуть фактом его убеждение, после чего он откровенно пожелал мне успеха, обещая помогать мне со своей стороны, сколько будет возможно. Слово свое он сдержал как следует»²⁵.
Говоря об отношениях между русскими и абхазами, стоит отметить, что Пацовского абхазский народ глубоко уважал и ценил. «Абхазцев он умел привлечь к себе и овладеть их доверенностью, приноравливаясь к их понятиям и не нарушая ни в каком случае данного слова», «они тем более умели ценить правдивость»²⁶. Абхазы часто приезжали к нему издалека за советом и помощью. Политические взгляды Михаила Шервашидзе были направлены на поддержание отношений с русским командованием. Однако представители последнего часто смотрели на вещи другими глазами. Пацовский периодически мирил обе стороны и улаживал их отношения, но это «не всегда было легко при столкновении русской начальственной власти с владетельской гордостью, опиравшейся на сан и на свои независимые права»²⁷.
Под «благовидным предлогом», способным отвлечь любопытство местных жителей, Торнау совершал беспрестанные поездки, осторожно заводил знакомства с абхазами: «Никогда я не говорил заранее, когда и в какое место намерен ехать; никогда не возвращался по прежней дороге. Эта последняя предосторожность соблюдается постоянно у горцев, из коих редкий не имеет врага, способного выждать его на пути, если он ему будет известен»²⁸.
Первым делом Пацовский назначил поручика своего полка (абхазского уроженца) Н. Шакрилова переводчиком Торнау. Шакрилов, основательно знал свою родину, обладал смелостью, «прикрытой видом необыкновенной скромности». С декабря 1834 г. и всю зиму Торнау посвятил знакомству с приморской Абхазией. Все принимали их за горцев; это было первое условие безопасности.
«Моего Николая Шакрилова знали весьма многие в Абхазии. Встречая его часто с незнакомым человеком в горском платье кабардинского покроя и с бородой, усвоенными мною с намерением противно абхазскому обычаю, потому что я не знал языка и не мог выдавать себя в Абхазии за абазина, любопытные стали дознавать, кто я таков и по какому поводу бываю так часто у владетеля и у Гассан-бея. Находя ответы, которые давал по этому случаю Шакрылов, да и сам Гассан-бей (владетеля не смели спрашивать), не довольно ясными, они начали за мной следить, и я сделался, не зная того, предметом частых разговоров абхазских политиков. Вследствие этих толков и внимания, которые я не мог избегнуть со стороны людей, заботившихся более всего о том, что происходило на больших дорогах, мои поездки не остались без приключений»²⁹. Не без помощи Михаила Шервашидзе Торнау сумел выбрать опытных людей и расположить их к себе, что дало ему возможность проникать в самые труднодоступные районы Западного Кавказа.
Первая экспедиция была подготовлена к началу июня 1835 г. Ее результатом явилось «Подробное описание проезда через снеговой хребет из Абхазии на р. Кубань в июне 1835 г.» и «Описание дороги из с. Акуача в Абхазии через снеговой хребет Кавказских гор до станицы Баталпашинская на р. Кубани».
Благодаря Шакрилову и Мамат-Кирею Лову, которые сопровождали барона в качестве переводчиков, Торнау познакомился с языками и наречиями, находившимися в употреблении за Кубанью, что предоставило возможность положить основание правильному систематическому разделению на племена горцев, живших против правого фланга Кавказской линии. Торнау отмечал: «Прежде у нас считалось за Кубанью столько же различных народов, сколько там существовало названий обществ или отдельных аулов. Древние греческие, византийские, арабские и генуэзские историки также мешали племена и народы, без разбора называя их синтами, керхетами, ахеянами, гениохами, зигами, джиками, джикетами и, наконец, абазгами. Я же нашел на берегу Черного моря и за Кубанью только три различных народа: абазин, черкесов и татар, говорящих на трех коренных, нисколько между собою не сходных языках»³⁰. Далее Торнау приводит статистические данные, относящиеся к изменениям тогдашнего времени. «С тех пор все изменилось, особенно после громадного выселения, положившего конец кавказской войне: где прежде жили черкесы, ныне русские казаки пашут землю и пасут свои стада»³¹.
В начале сентября этого же года был разработан маршрут второй экспедиции. Группа Торнау вышла к Гагринскому укреплению. Результаты экспедиции были изложены в «Описании части восточного берега Черного моря от реки Бзыба до реки Саше» и др. Торнау были намечены еще несколько экспедиций, которые он благополучно провел через Главный Кавказский хребет (перевал Псеашхо) в район современного Большого Сочи.
«Хитрее всего оказалось в черкесской одежде пройти по неприступному Гагринскому карнизу. За восемьсот сажен от крепости по одетому в горское платье барону русские пальнули ядром. С отчаянным риском, лепясь по едва заметным уступам, Торнау достиг-таки крепости и, только назвав себя, был торжественно встречен соотечественниками»³².
В 1836 г. Торнау было снова поручено «обозрение морского побережья от р. Сочи до Геленджика». Однако план штабс-капитана руководство отвергло, а инициатива перешла в руки генерала Г.Х. Засса (Григорий Христофорович фон Засс — барон, генерал от кавалерии барон, известный кавказский партизан 30-х гг.), который предложил ему в проводники ненадежных людей. Последние незамедлительно передали Торнау кабардинцам, потребовавшим от русского правительства большой выкуп. Переговоры длились более двух лет, пока, наконец, ногайскому князю Тембулату Карамурзину не удалось похитить пленника в ночь с 9 на 10 ноября 1838 г.
Экспедиции полностью убедили Торнау в слабости небольших укреплений на кавказском побережье, в мирное время заблокированных горцами, а в случае европейской войны и появления неприятельского флота не способных выдержать бомбардировки с моря. Подтверждением этих выводов стали события Крымской войны.
Сведения, полученные Торнау, на многое раскрыли глаза русскому командованию. Оно решило форсировать завершение береговой линии. В ближайшие годы (1836–1838) все побережье было защищено русскими крепостями.
Торнау прожил долгую жизнь, в течение которой судьба переносила его «из конца в конец, помещая в разных частях огромной русской армии, боровшейся в Турции, в Польше и на Кавказе». Начав службу 18-летним прапорщиком, он закончил ее в чине генерал-лейтенанта, военным агентом в Вене, членом военно-ученого комитета Главного штаба.
Благодаря мужеству, храбрости и стойкости, глубокой проникновенности и чутью, писательскому дарованию Ф.Ф. Торнау сегодня мы располагаем ценнейшим мемуарно-документальным комплексом материалов по истории, этнографии, исторической географии Западного Кавказа, представляющим широкую картину жизни кавказских народов первой трети XIX в.
«Воспоминания кавказского офицера» были окончательно завершены в 1864 г. в Вене, в период военно-дипломатической деятельности  Торнау в качестве военного агента при русском посольстве (ему было тогда 54 года), в то время как описываемые события «Воспоминаний» произошли в 1834–1838 гг., на тридцать лет раньше. Повторно работа были опубликованы лишь в 2000 г.: «Более 130 лет прошло после первого выхода в свет “Воспоминаний”, и она уже давно стала библиографической редкостью», — отмечает С.Э. Макарова.
В разные годы в литературных сборниках, газетах и журналах были опубликованы отдельные части богатейшего мемуарно-документального наследия Торнау: «Взгляд на настоящее положение Абхазии и русских войск, ее занимающих», «Воспоминания о компании 1829 года в Европейской Турции» (Вена, 26 декабря 1866. Т[орнов]; опубликовано впервые: «Русский вестник» 1869. №:1 (с. 5−36); 2 (с.401−443); 3 (с. 102−155); 4 (с. 658−707), «Панна Зося. Рассказ армейского прапорщика» (с подписью: Барон Ф. Торнов. Опубликовано в сборнике: «Братская помочь пострадавшим семействам Боснии и Герцеговины», СПб., 1876, с. 120−140), «Воспоминания о Кавказе и Грузии» (Вена, 1868. Т[орнов]; опубликовано: «Русский вестник», 1869, т.79, №№: 1 (с. 5−36); 2 (с. 401−443); 3 (с. 102−155); 4 (с. 658−770), «Государь Николай  Павлович» (опубликовано: «Русский архив», 1881, кн. II(1), с. 228−248), «Гергебиль» (Вена, 20 октября (1 ноября) 1880. Т[орнов]; опубликовано: «Русский архив», 1881, кн. II(2), с. 425−470), «Из воспоминаний бывшего кавказца» (с подписью «Бывший кавказец». С.-Петербург. 3 февраля 1874 года; опубликовано: «Складчина. Литературный сборник, составленный из трудов русских литераторов в пользу голодающих Самарской губернии», СПб., 1874, с. 43–55.) и др.
Мемуарные путешествия Торнау служат прекрасным материалом для изучения различных аспектов истории и культуры абхазо-адыгских народов и их соседей. И, как русский писатель, Торнау, безусловно, заслуживает пристального внимания и включения в контекст историко-литературной традиции, отразившей мировоззрение целого поколения, оказавшегося не только свидетелем, но и непосредственным участником мощных социально-политических и нравственно-этических перемен в обществе.
Кроме того, русская этнография получила уникальные материалы. Отдельные части наблюдений барона Торнау не имеют аналогов в историко-этнографической и географической литературе Кавказа. Бесценны материалы о бытовом укладе, национальных традициях и особенностях кавказских народов, остававшихся недосягаемыми для исследователей. А представленные описания убыхов, садзы-джигетов и некоторых других народов, полностью исчезнувших с карты Кавказа в 60-х гг. XIX в. в ходе мухаджирского движения (насильственного переселения в Турцию и страны Ближнего Востока), и по сей день остаются едва ли не единственным источником по изучению их культуры.
Но более всего привлекает литературный писательский дар Торнау, роскошные описания географических и климатических условий края предвосхищают литературу путешествий, получившую мощное развитие как результат «Литературных экспедиций», активной деятельности Русского Императорского Географического общества. Действительно, все эти грани свидетельствуют, что автор «Воспоминаний» — это образованный, умный наблюдатель, внимательный к окружающей жизни, глубоко в нее вглядывающаяся личность. Без яркого художественного таланта автора все богатство им сообщенных разнообразных сведений не смогло бы стать фактом литературы и осталось бы всего лишь сводом, пусть и довольно полным, ценных научных наблюдений. Художественно-документальные произведения кавказского офицера барона Федора Федоровича Торнау являются прекрасным литературным памятником, они внесли свой несомненный вклад в кавказоведение и стали настольной книгой как для профессиональных исследователей, так и для широкого круга читателей, интересующихся историей и этнографией.
Роль Торнау в истории Кавказа увековечена своеобразным памятником. Его именем назван пик в долине реки Мзымты, возвышающийся над величественным и ершистым гребнем гор. Пик Торнау достигает более 2 922м; он неизменно привлекает и манит своим царственным величием и красотой альпинистов, туристов и простых путешественников.
¹ Дзидзария Г.А. Декабристы в Абхазии // Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 846 (Военно-учёный архив). Д. 6302. Л. С. 3
² Торнау Ф.Ф. Воспоминания кавказского офицера. М.: АИРО – XXI, 2007. С. 171
³ Там же. С. 172
⁴ Тихомиров В. Мой самый любимый шпион // Краснодарские известия, 18.1.2005, 18 января. С. 4
⁵ Торнау Ф.Ф. Указ. изд. С. 172
⁶ Там же.
⁷ Там же. С. 177
⁸ Дзидзария Г.А. Ф.Ф. Торнау и его кавказские материалы. М.: Гл. ред. восточ. лит. из-ва «Наука», 1976. С. 73
⁹ Торнау Ф.Ф. Указ. изд. С. 179
¹⁰ Сакович П.М. Георгий Васильевич Новицкий. Биографический очерк. 1800–1877 // Русская старина. 1878. № 6. С. 21
¹¹ Дзидзария Г.А. Указ. изд. С. 73
¹² Там же. С. 85
¹³ Торнау Ф.Ф. Указ. изд. С. 176
¹⁴ Там же. С. 177–178
¹⁵ Там же. С. 178
¹⁶ Там же. С. 179
¹⁷ Там же. С. 180
¹⁸ Там же. С. 181
¹⁹ Там же.
²⁰ Там же.
²¹ Там же.
²² Там же. С. 182
²³ Там же. С. 195
²⁴ Там же. С. 195–196
²⁵ Там же. С. 197
²⁶ Там же. С. 198
²⁷ Там же. С. 199
²⁸ Там же. С. 208
^{29 Там} же.
³⁰ Там же. С. 267
³¹ Там же. С. 268
³² Ефремов Ю.К. Тропами горного Черноморья. М.: Географгиз, 1963. С. 53 // http://apsnyteka.org/1135-efremov_y_tropami_gornogo_chernomorya.html