Ирина Евгеньевна СИРОТКИНА (ИИЕТ РАН)

 

 

«Нет учреждения, нет железнодорожного управления, где бы после канцелярских часов служащие не собирались в “студию” – и начинается урок пластики или танцев, или репетиция “Марата”, или “Вихря”, или какого-нибудь “Пожара”» – писал С.М. Волконский о первых послереволюционных годах. Казалось, мечта Серебряного века о театре-общине близка к осуществлению, и наступает жизнь, в которой будет царить коллективная пляска. Но пока эта жизнь ограничивалась многочисленными студиями. Несмотря на мимолетность существования и более чем скромный бюджет, художественные амбиции студий были не шуточными. Студия, как правило, затевалась как новое слово в искусстве и бунт против истеблишмента – каким для свободного танца выступал академический балет. Почти у каждой студии пластики был свой собственный тренаж, противопоставляемый балетному экзерсису и считавшийся наиболее эффективным. В более чем скудных послереволюционных условиях между студиями существовало не только соперничество, но и нечто вроде разделения труда. На фоне политических катастроф начала века студии выглядели оазисом мирной, творческой и демократической жизни. Коллективная идентичность в студии ставилась выше личной; коллективно составлялись программы и провозглашались творческие манифесты, общими были идеалы и ценности – которые каждый принимал как свои собственные. В тяжких послереволюционных условиях участники студий подчас жили коммуной, отдавая свои заработки в общий котел. В отличие от официального коммунизма, их объединяли общие идеалы и ценности, принятые участниками как глубоко личные.