19-04-2024
[ архив новостей ]

Секция 2 «Зарубежная поездка / путешествие как культурная миссия»

  • Автор : Е. Р. Пономарев, А.А. Арустамова, И.В. Кабанова, Е.А. Легенькова, Г.В. Лапина, Чой Чэттерджи, А. В. Голубцова
  • Количество просмотров : 935

Секция 2 «Зарубежная поездка / путешествие как культурная миссия»

 

Е. Р. Пономарев

 

 Ранние формы советской культурной дипломатии (травелоги ЛЕФа)

Ключевые слова: ЛЕФ, травелоги, культурная дипломатия, Маяковский, советизация.

  

Early Forms of Soviet Culture Diplomacy (Travelogues of the LEF)

Keywords: LEF, travelogues, culture diplomacy, Mayakovsky, Sovietization.

 

 

Доклад предлагает антропологический подход к проблеме раннего советского травелога. Вопросы «культурной дипломатии», о которой сегодня часто рассуждают по поводу разнородного присутствия США в разных регионах планеты (Н.А. Цветкова), активно разрабатывались советским правительством. Ярким примером могут служить травелоги, – как прозаические, так и стихотворные – написанные авторами ЛЕФа по следам собственных поездок. Среди них путевые зарисовки В.В. Маяковского, Б.А. Кушнера, С.М. Третьякова, Н.Н. Асеева. К ним можно добавить формально не входивших в ЛЕФ, но идейно близких ему авторов – таких как И.Г. Эренбург или Борис Пильняк. Лефовский травелог охватывает широчайшие географические пространства – от Северной Америки до Азии, но особый фокус по политико-дипломатическим причинам делается на главные государства Европы: Германию и Францию, а также Великобританию.

Основными задачами травелога (термин в нашем понимании объединяет само путешествие и текст, написанный о нем) становятся: 1) проникновение в страны иных экономических и политических формаций и постоянное присутствие в них советских деятелей культуры и советского культурного сознания (как бы несение советского флага – особенно в условиях ранних двадцатых, в период отсутствия дипломатических отношений с большинством государств мира); 2) презентация советского искусства – и, тем самым, советского образа жизни и советской идеологии (от выступлений советских писателей в зданиях советских дипмиссий до выступлений советских авторов в аудиториях иностранных университетов или «свободной» встречи советского поэта с капиталистической и эмигрантской публикой – например, выступление Маяковского в кафе «Вольтер» в Париже в 1927 г.); 3) описание местной культуры и редукция всех ее элементов, незамечание самого значимого (например, все посещающие Германию советские авторы – включая вышедших из дореволюционной интеллигенции – совершенно не интересуются музыкальной жизнью немецких мегаполисов); 4) навязчивый поиск сходства местной культуры с советской, утверждение советской культуры как эталона, до которого не дотягиваются местные культуры.

Эти четыре задачи успешно выполняет советский травелог. Он лишает местные культуры собственного голоса, предлагая взамен упрощенное описание городов и стран с универсальной точки зрения советского человека. Замещая реальное пространство советским описанием пространства (по формуле Маяковского «Мое открытие Америки»). Советская культурная дипломатия, опираясь на левую интеллигенцию Запада, пытается действовать так, как с точки зрения Э. Саида, европейская культура подчиняла себе азиатские в течение многих века культурного ориентализма.

 

Евгений Рудольфович Пономарев, д.ф.н., в.н.с. ИМЛИ им. А.М. Горького РАН, Москва, профессор РГПУ им. А.И. Герцена, Санкт-Петербург, Россия, eponomarev@mail.ru

Evgeny R. Ponomarev, Doctor of Philology, Leading Research Fellow, A.M. Gorky Institute of World Literature of the Russian Academy of Sciences, Moscow; Professor, Herzen University, Saint-Petersburg, Russia, eponomarev@mail.ru.



А.А. Арустамова

 

Путешествия Бурлюков на страницах журнала «Цвет и рифма» (Color and Rhyme)

 

Ключевые слова: Давид Бурлюк, авангардизм, футуризм, поэзия, живопись, травелог, журнал «Цвет и рифма».

 

Burliuk’s Travels in Color and Rhyme Magazine

Keywords: David Burliuk, Avant-garde, Futurism, poetry, art, travelogue, Color and Rhyme.

 

Журнал «Цвет и рифма», который издавали Давид и Маруся Бурлюки в 1930-1960-е гг., можно назвать летописью жизни и творчества «отца русского футуризма» Давида Бурлюка. В журнале центральное внимание уделялось творчеству Бурлюка-поэта и художника, печатались отклики на выставки его картин, публиковались воспоминания его и Марии Никифоровны (Маруси) Бурлюк. Публиковались в «Цвете и рифме» и путевые тексты – отчеты о путешествиях четы Бурлюк в 1940-1960-е гг.

Одно из важнейших путешествий – поездка в 1949 г. во Францию по следам Ван Гога. Сегодня исследователям доступны два варианта путевых записок об этой поездке: журнальная публикация («Цвет и рифма», 1950, №№ 20\21, 22) и хранящаяся в ОР РГБ рукопись, изданная в книге: Мария и Давид Бурлюки «Наше путешествие в Европу в 1949-1950 гг. (По следам Ван Гога, Курбе и Коро)» (М.: Грюндриссе, 2016).

Поездка Бурлюков во Францию предполагала достижение нескольких целей: запечатлеть вангоговское наследие перед тем, как его смоет поток времени, и утвердить свое искусство как «американского Ван Гога». Поездка Давида Бурлюка в места, где творил французский художник, словно бы являлась воплощенной встречей двух мастеров, близких по стилю, духу творчества и биографиям.

Своеобразна нарративная структура путешествия. Маруся Бурлюк является автором текста (журнальная публикация – перевод Николая Бурлюка). Рукопись построена как путевые письма, включающие переписку с детьми Бурлюков, а журнальная версия представляет собой путевой дневник. В журнальном варианте фрагменты, приоткрывающие частную жизнь Бурлюков, за редким исключением, опущены. Повествование в «Цвете и рифме» сосредоточено на том, чтобы показать само путешествие, запечатлеть выполнение художнической миссии Бурлюка и писательской задачи Маруси. В журнальный вариант включены фрагменты, связанные с перечислением имен художников и документальных материалов, имеющих отношение к пребыванию Ван Гога в Арле, рецензии на творчество художника американских критиков. В журнальной версии путешествия несколько более широко представлены описания и жанровые сценки, которые мастерски создавала Маруся Бурлюк.

В том, как организовано повествование в путевых записях, проявляется совместность общей судьбы Давида и Маруси Бурлюк, нераздельность семьи и одновременно союз двух творческих личностей, что давало весьма интересный сплав их присутствия в нарративе путевых записей.

В Арле Бурлюк рисовал мотивы картин Ван Гога, людей, помнивших художника; Маруся и Бурлюк собирали свидетельства пребывания художника в этом городе – истории, документы, письма. В публикации в журнале «Цвет и рифма» живописное, визуальное и текстуальное дополняют друг друга. В тексте «исследовательская» работа двух путешественников запечатлена в описании встреч со старожилами города, которые помнили о пребывании Ван Гога в Арле, в сопоставлении ландшафта, городских улиц и окрестностей времен Ван Гога и современности. В путевом дневнике важнейшей является тема культурной памяти. Восстановление памяти о Ван Гоге побуждает путешественников размышлять о неизбежности движения времени, о концах и началах культурных эпох, о связях между ними. Живописное начало представлено в журнальной публикации целым рядом иллюстраций – «мотивов», которые рисовал Бурлюк в ходе поездки, а в самом тексте упоминанием множества картин европейских художников.

Живопись и литература, экфрасис и аллюзии на художественные тексты являются характерной чертой этой публикации. Сдвоенный номер журнала «Цвет и рифма» (№№ 20-21) является полностью текстуальным, а № 22 наполнен визуальными материалами – иллюстрациями картин двух художников, Ван Гога и Бурлюка, рисовавшего вангоговские «мотивы». Обрамление текста путевых заметок целым рядом как визуальных, так и текстовых материалов, должно было утвердить сходство творчества Бурлюка и Ван Гога.

Путевые записки «По следам Ван Гога» оказываются включены в сложное взаимодействие с живописью самого Бурлюка, его теоретическими взглядами, культурным контекстом, откликами американской прессы на творчество Бурлюка-художника. Текст путевого дневника, самоценный сам по себе, оказывается в то же время частью более сложно организованного «текста», который представляет творчество Бурлюка.

 

Anna A. Arustamova, Doctor of Philology, Professor, Perm State University, Moscow, Russia, aarustamova@gmail.com.

Анна Альбертовна Арустамова, д.ф.н., профессор, Пермский государственный национальный исследовательский университет, Пермь, Москва, Россия, aarustamova@gmail.com.


И.В. Кабанова

 

«Московская экскурсия» П.Л. Трэверс

Ключевые слова: П.Л. Трэверс, жанр путешествий, травелог, Советская Россия, Интурист.

 

Moscow Excursion by P.L. Travers

Keywords: P.L. Travers, travel genre, travelogue, Soviet Russia, Intourist.

 

Первая публикация П.Л. Трэверс (1899-1996), травелог «Московская экскурсия» (1934) – единственный переведенный на русский язык (СПб., 2015, пер. О. Мяоэтс; далее в тексте ссылки даются на это изд. в скобках после цитат) представитель поджанра «интуристовских травелогов» о Советской России, который существовал в английской литературе 1930-х гг. Практически не затронутая в критике книга рассматривается с точки зрения ее показательности для поджанра в целом.

Впечатления иностранных туристов в стране Советов в 1930-х гг. были тщательно сформированы Интуристом (передвижения по стране строго по утвержденному маршруту, пакет обязательных экскурсий, гиды-пропагандисты, техники гостеприимства, минимум контакта с реальной жизнью советских людей). В силу общности опыта путешественников в рассматриваемом жанре легко вычленяются общие мотивно-содержательные блоки.

От путевой прозы как документально-художественного жанра читатель ожидает прежде всего фактов, и в основном – в описании тура по маршруту Ленинград-Москва поздней осенью 1932 г., экскурсий, гостиничного быта – Трэверс фактографична. Она фиксирует скудость материальной жизни, серость уличной толпы, приглушенность индивидуальности, ощущение слежки – лейтмотивами повествования становятся образы тюрьмы и казармы. Рассуждения о большевизме как о культе грубого материализма, субституте старой религии, также не являются уникальными для этой группы текстов, хотя встречаются редко, поскольку большинство их написано с позиций друзей Советского Союза. Эту позицию Трэверс изображает в портретах своих спутников. Она иронически относится к энтузиазму по поводу всего советского, который демонстрируют остальные члены ее группы, и позиционирует себя среди них как «белую ворону», как подрывной элемент, – не потому, что у нее есть какие-то предубеждения против Советского Союза, а потому, что у нее есть здравый смысл и доверие к собственным впечатлениям. Образ автора в тексте конструируется как образ далекой от политики молодой женщины, без каких бы то ни было идеологических причин и целей для описываемой поездки, которая так отличается от любого нормального, в ее опыте, путешествия: «Я купила билет для путешествия по Красной России (по крайней мере, я так думала), а не для краткосрочной службы в армии» (с. 153).

У нее есть друзья-англичане, живущие в России, которые приоткрывают ей окно в жизнь простых людей. От типичного интуристовского травелога книгу Трэверс отличает ясное понимание того, что туристам предъявляют неподлинную Россию, а чтобы узнать ее, необходимо знать язык и пожить в стране. Может быть, в силу этого понимания она не очень обращает внимание на декорации, в которых Интурист силится держать своих клиентов. Знание языка, опыт жизни в стране как ключ к глубокой путевой прозе – это утверждение равно применимо к любой другой стране, не имеет в себе ничего специфически русского. Зато маршрутом и временем поездки, теми тягостными и абсурдными впечатлениями, которые преобладают в «Московской экскурсии», определяется очень редкое в рассматриваемом жанре ощущение: «Неловко ощущать себя туристом в столь трагическом месте» (с. 52).

Главное отличие «Московской экскурсии» от типичного травелога той поры состоит в образе автора. Он настолько преобладает здесь над задачами репортажа, что изображаемая действительность «плывет» в повествовании: факты поездки даются не в строгой хроникальной последовательности, а как бы по прихоти памяти; непонятно, кто был (и вообще реален ли) адресат ее писем из России на родину, или эпистолярная форма травелога – литературная условность. Персонажи обозначены либо инициалами, либо обозначениями профессии. В книге нет ни одной даты. Ярче всего выступают отдельные эмоциональные эпизоды погружения в новую атмосферу, в которых идет расширение духовного горизонта автора, что дает основание считать, что основной сюжет «Московской экскурсии» – путешествие не столько в Москву, сколько к себе самой.

Двойное параллельное путешествие вовне и вовнутрь должно бы характеризовать книгу Трэверс как писательский травелог, но требуется существенная оговорка. Лучшие английские писательские травелоги совмещают три путешествия – в пространстве, во времени, вглубь души автора. Пространство России у Трэверс – прежде всего лирическое пространство; временного измерения, в смысле погружения в историю страны, здесь практически нет, только поминается «Святая Русь». Таким образом, баланс реального и символического путешествий нарушен в пользу последнего, что приближает книгу к писательским травелогам.

Книга создавалась в сложное для Трэверс время, когда она у нее подозревали туберкулез и ее ранняя карьера театрального критика и поэтессы застопорилась. Обратим внимание посвящение к книге: «Посвящается Х.Л.Г.». Среди знакомых Трэверс не было никого с такими инициалами; имя автора при рождении – Хелен Линдон Гофф, и это посвящение себе самой указывает на то, что эта первая книга начинающей писательницы есть прежде всего путь к самой себе. Через несколько месяцев после ее публикации, в том же 1934 г., она опубликует свою первую сказку о Мэри Поппинс, и все в ее жизни изменится.

Интуристовский травелог под пером П.Л. Трэверс сохраняет легко опознаваемые «блочные» элементы, но нестандартность авторской позиции, ироничность, лаконизм выгодно отличают «Московскую экскурсию» П.Л. Трэверс от типичного интуристовского травелога.

 

Ирина Валерьевна Кабанова, д.ф.н., профессор, Саратовский национальный исследовательский государственный университет им. Н.Г. Чернышевского, Саратов, Россия, ikabanova@gmail.com

Irina V. Kabanova, Doctor of Philology, Professor, Saratov State University, Saratov, Russia, ikabanova@gmail.com.


Е.А. Легенькова

Елизавета Александровна Легенькова, к.ф.н., профессор, зав. кафедрой, СПбГУП, Санкт-Петербург, Россия, ussrrus133@yahoo.com.

 

«Самая читающая страна» глазами французских гостей (1925-1935)

Ключевые слова: травелог, СССР, книжная политика, книгоиздание, французские писатели.

 

The Most Reading CountryThrough the Eyes of French Guests (1925-1935)

Keywords: travelogue, USSR, publishing policy, book publishing, French writers.

 

Сфера культуры была для иностранных гостей одним из обязательных пунктов знакомства с СССР. В стране, где государство ставило целью победу над неграмотностью населения, французским писателям и журналистам было важно узнать об этом опыте. Об интересах советских читателей и об организации книжного дела в новых условиях в своих травелогах пишут А. Беро, А. Виоллис, Л. Дюртен, Ж. Дюамель, Ш. Вильдрак и др. Еще одним свидетелем был оставшийся в России после революции и покинувший ее в 1933 г. французский интеллектуал и переводчик П. Паскаль, оставивший дневниковые записи о тех аспектах, которые не попадали в сферу внимания гостей: библиотека иностранной литературы в Политехническом музее, библиотека Общества старых большевиков, букинистические магазины, книжные базары, особенности отбора литературы для переводов...

           С 1925 г. ВОКС, а затем «Интурист» не только занимались организацией пребывания иностранных гостей, но и пропагандистской работой, знакомя их с различными сферами культурной жизни и снабжая методичками, откуда те могли черпать статистические данные, информацию об актуальных постановлениях партии, о текущем состоянии образования и культуры. Посещение библиотек, книжных магазинов и издательств входило в культурную программу поездки. Полученную одинаковую для всех информацию гости широко использовали в своих свидетельствах. Основной акцент советская сторона делала на обращенности государственной книжной политики к рабоче-крестьянскому читателю.

            Интерпретация этой информации зависела от общественно-политической позиции путешественников и от их личных интересов (книги для взрослых или детей, отечественная или переводная литература, классики или современники). Гости интересовались предпочтениями советских читателей, насыщенностью библиотечных фондов и книжного рынка, пропорцией в доступности для массового читателя идеологической, технической и художественной литературы и отмечали преобладание марксистской, пропагандистской, технической и низкопробной литературы над художественной. Невзирая на усилия гидов, гости обнаруживали, что огромный, как им внушают, читательский спрос и его удовлетворение, регулируются спускаемым государством предложением и потребностями, диктуемыми обязательной необходимостью изучать классиков марксизма, готовиться к учебным занятиям, повышать профессиональные навыки; однако авторы травелогов привлекают внимание французских читателей к усилиям государства по приобщению молодежи и широких народных масс к чтению.

            Наиболее подробная информация о книжном деле обнаруживается в травелогах Л. Дюртена (поездка 1927 г.) – разделы «Книга: изобилие книжных магазинов и издательств; переводы» (в книжных магазинах современные французские авторы представлены широко и разнообразно: от пролетарских писателей до модернистов, от друзей СССР до его недругов) и Ш. Вильдрака (поездки 1928 и 1935 гг.), который пишет о посещении Госиздата и Детгиза, а также городской библиотеки в Угличе, плачевное состояние которой ему кажется временным, и выражает надежду на появление в России нового типа читателя.

            В целом, авторы травелогов остаются под впечатлением огромных тиражей, высокого качества печати и оформления книг при их дешевизне и гигантских размерах читательской аудитории. Касаясь переводов своих произведений, они возмущаются несоблюдением в СССР международного авторского права и зачастую их низким качеством (А. Беро, Ж. Дюамель, /П. Истрати).            По их наблюдениям в советской России лучше знали современную французскую литературу, чем во Франции - современную русскую. Учитывая скромное место переводов советских авторов, печатавшихся во французских издательствах (русские серии в «Галлимар» с 1926 г. и «Монтень» с 1927 г.), с которыми с 1927 г. стало конкурировать образованное под эгидой III Интернационала издательство «Éditions sociales internationales», травелоги были одним из немногочисленных источников первоначального знакомства французской публики с именами новой русской литературы.

            Авторы травелогов сумели познакомиться с разными аспектами состояния книгоиздательства в СССР, они отмечали преобладание идеологической составляющей в советской государственной книжной политике. Представленная ими картина, тем не менее, достаточно успешно работала на распространение мифа об СССР как о самой читающей стране благодаря использованию официальной статистики, показывающей вал книжной продукции и ее доступность, но далеко не всегда ее содержательное качество, равно как и реальные запросы читателей.

 

Елизавета Александровна Легенькова, к.ф.н., профессор, зав. кафедрой, СПбГУП, Санкт-Петербург, Россия, ussrrus133@yahoo.com.

Elizaveta A. Legenkova, PhD in Philology, Chair Professor, Saint-Petersburg University of the Humanities and Social Sciences, Saint-Petersburg, Russia, ussrrus133@yahoo.com.


Г.В. Лапина

 

Американские гости московских театральных фестивалей «Интуриста», 1933–1937

Ключевые слова: Московский театральный фестиваль; «Интурист», В. Курц; репертуар; советская драматургия; Софи Тредуэлл; Лиллиан Хеллман.

 

American Guests of Moscow Theater Festivals Organized by “Intourist”, 1933-1937

Keywords: Moscow Theatre festival; Intourist; W. Kurtz; repertoire; Soviet drama; Sofie Treadwell; Lillian Hellman.

 

С 1933 по 1937 гг. в Москве проходил организованный «Интуристом» театральный фестиваль. Его устроители ставили перед собой как финансовую (получение иностранной валюты), так и идеологическую (пропаганда советского эксперимента) задачу. За пять лет фестиваль смог собрать в советской столице немало иностранных гостей, причем большинство из них – драматурги, театроведы, критики, импресарио, актрисы, режиссеры и студенты – приехали в «театральную Мекку» из Соединенных Штатов. В докладе рассматриваются их разноречивые отзывы о фестивале в советских и американских газетах и журналах, в монографиях и мемуарах.

Перед организаторами фестиваля стояли две задачи. Во-первых, необходимо было убедить представителей западной интеллигенции в том, что пролетарская революция не несет гибель культуре, что большевики не отвергают достижений культуры буржуазной. Именно поэтому фестивальные программы включали пьесы классического репертуара («Адриенна Лекуврер» Скриба, «Король Лир, «Горе уму», «Гроза» и т. п., а также оперные и балетные спектакли).

           Вторая – и главная – задача фестиваля состояла в том, чтобы показать иностранным гостям пьесы советских драматургов, рассказывающие о подвигах советских людей и успехах советской власти («Бронепоезд 14-69» Вс. Иванова, «Мятеж» Фурманова, «Оптимистическая трагедия» Вс. Вишневского, «Любовь Яровая» Тренева «Аристократы» Погодина).

В то время как прокоммунистические настроенные гости фестиваля (Генри Дана, Барбара Бемент и др.) одобряли пропагандистский характер советской драматургии, более искушенные театральные деятели, профессионалы, не поддавшиеся на пропаганду (Оливер Сейлер, Морис Гест, Холстед Уэллс, Бланш Юрка, Брукс Эткинсон), отдавали предпочтение классическому репертуару и критиковали примитивные идеологические штампы советских пьес.

Различия в восприятии советской драматургии и реальной жизни прослеживаются на примере двух писательниц, драматургов Софи Тредуэлл и Лилиан Хеллман. Гостья фестиваля 1933 г. Софи Тредуэлл, оказавшаяся невосприимчивой к пропаганде, по возвращении на родину написала пьесу «Земля обетованная», в которой правдиво изобразила жизнь в СССР и высмеяла штампы советской драмы. Посетившая Москву в 1937 г. Лилиан Хеллман, напротив, хвалила «реализм» советских пьес и, по ее собственному позднему признанию, не поняла, что оказалась в советской столице в разгар репрессий.

Как известно, в 1936–1937 г. внутренняя и внешняя политика СССР, а также ее идеологическое обоснование претерпели резкий поворот от интернационализма к имперскому национализму и изоляционизму. В этой обстановке вся деятельность «Интуриста», включая и проведение фестиваля, оказалась под подозрением. В докладе приводится письмо Комиссии партийного контроля председателю Совнаркома Молотову. В нем резко критикуются «положение с кадрами» в «Интуристе» и его председатель Вильгельм Курц, которому, скорее всего, и принадлежала идея фестиваля.

Фестиваль 1937 г. оказался последним; Вильгельм Курц был расстрелян, а многие сотрудники «Интуриста» арестованы.

 

Галина Васильевна Лапина, к.ф.н., заслуженный профессор, Университет Висконсин-Мэдисон, Мэдисон, шт. Висконсин, США, gvlapina@wisc.edu.

Galina V. Lapina, PhD in Philology, Professor Emerita, University of Wisconsin-Madison, Madison, WI, USA, gvlapina@wisc.edu.



Choi Chatterjee

 

Santha Rama Rau: A Footnote to History?

Keywords: Soviet-US and Soviet-Indian literary and cultural connections, Santha Rama Rau, trip to the USSR, travelogue, national identity.

 

Санта Рама Рау: примечание к истории?

Ключевые слова: советско-американские и советско-индийские литературные и культурные связи, Санта Рама Рау, поездка в СССР, травелог, национальная идентичность.

 

Santha Rama-Rau’s travelogue, My Russian Journey was published in the United States in 1959. The text competed with important publications on the Soviet Union written by old Russia hands such as John Gunther, Dorothy Thompson, and Louis Fischer, and by new commentators such a Sally Belfrage, Adlai Stevenson, Marvin Kalb, and Zinaida Schakovskoy.1

My Russian Journey was well-received by the American press at that time but subsequently, it faded from history. In this presentation, I argue that a re-consideration of Rama Rau’s travelogue is important for two important reasons. First, the production of the text marked an important milestone in the US-Soviet Cultural Cold War that ensued after the death of Stalin in 1953. In the second part of my talk, I will show that although Rau traveled to the Soviet Union with her American husband, Faubion Bowers, while representing the highbrow American travel magazine, Holiday, her Indian identity and background shaped her understanding of Soviet modernity and Russian culture.

Unlike the ordinary tourist who was speedily escorted through the approved travel sites by operatives from the Soviet travel agency, Intourist, Rau’s family spent almost three months in Russia, visiting Leningrad, Moscow, and Tashkent with little official supervision. The Rau-Bowers family were very well connected thanks to their friendship with Eduard Larionov, head of the Department for Western Europe and the United States in the Soviet Ministry of Culture, and Krishna Menon, the Indian ambassador to the Soviet Union. They stayed at the Hotel Astoria in Leningrad, the Metropole in Moscow, and had unusual access to members of the Soviet elite. Rau, a well-known novelist and travel writer had a gift for friendship and was able to interview Soviet citizens from various strata of society.

Rau created a non-specialist text that was centered on her interactions with Soviet citizens from many different ranks of life and contained nuanced observations of everyday life in the Soviet Union. Readers looking for customary tales of bureaucratic malfeasance, censorship, communist ideology, party politics, terror, and material poverty, the staple of American reporting on the Soviet Union, were forced to dig a little deeper and grapple with a different kind of thinking that Rau presented about the Soviet Union. I analyze four themes that are present in Rau’s text: complex presentations of Soviet characters who exhibited a range of pro-and anti-Soviet emotions; descriptions of elite lifestyles in the Soviet Union, observations of the presence of Asia in Russian culture, and a comparison of Soviet and Indian national identity.

 

Notes:

1 Frederick Barghoorn, The Soviet Cultural Offensive. The Role of Cultural Diplomacy in Soviet Foreign Policy (Princeton, NJ: Princeton University Press, 1960), 268-335.

 

Choi Chatterjee, PhD., Professor, and Chair of History, California State University, Los Angeles, USA, cchatte@exchange.calstatela.edu

Чой Чэттерджи, PhD., профессор, заведующая кафедрой истории, Калифорнийский государственный университет, Лос-Анджелес, США, cchatte@exchange.calstatela.edu



А. В. Голубцова

 

«Русский» и «советский» миф в травелогах К. Альваро и К. Леви о Советском Союзе

Ключевые слова: Коррадо Альваро, Карло Леви, СССР, травелог, русский миф, советский миф.

 

Исследование выполнено при поддержке гранта Российского научного фонда 20-78-00042 «Советский Союз и ”русский миф” в травелогах итальянских писателей» в ИМЛИ РАН.

  

The Russian Myth and the Soviet Myth in

Travelogues by Corrado Alvaro and Carlo Levi about the Soviet Union

Keywords: Corrado Alvaro, Carlo Levi, USSR, travelogue, Russian myth, Soviet myth

 

The research carried out for this paper has been funded by the Russian Science Foundation through competitive research grant “The Soviet Union and the Russian Myth’in the Travelogues by the Italian Writers,” Re. No. 20-78-00042.

 

 

            Доклад посвящен сопоставительному анализу двух травелогов итальянских писателей, посетивших Советский Союз: «Творцы потопа» (I maestri del diluvio, 1935) Коррадо Альваро и «У будущего древнее сердце» (Il futuro ha un cuore antico, 1956) Карло Леви. Альваро побывал в СССР летом 1934 г., Леви — осенью 1955 г. Сходство травелогов в значительной степени определяется двумя факторами: склонностью к поэтическому осмыслению действительности (оба автора были успешными прозаиками и поэтами) и обращение к значимому для них опыту знакомства с крестьянским социумом (Альваро родился и провел детство на юге Италии, в Калабрии, Леви за антифашистскую деятельность был отправлен в ссылку в южноитальянскую провинцию Лукания, где провел около двух лет в 1935-1936 гг.). Однако у Альваро обращение к образу деревни в значительной степени обусловлено влиянием так называемого «русского мифа», сформировавшегося в Европе в XVIII-XIX вв. В рамках этих представлений Россия описывается как дикое, неокультуренное пространство, чуждое цивилизованному Западу. С первых страниц Альваро отмечает «деревенскую» атмосферу Москвы1 и неоднократно называет русских «примитивным» народом, еще только осваивающим нормы цивилизованной жизни. Все пространство России, как городское, так и деревенское, ассоциируется у него с сельской местностью, при этом сельское приравнивается к неокультуренному, в противовес городскому и цивилизованному, а источником норм цивилизованной жизни выступает европейский Запад.

            Радикально иной оказывается трактовка образов сельской жизни и крестьянства у Леви. Параллели между Южной Италией и Советским Союзом подчеркивают не различие, а, напротив, близость двух стран. Советские граждане напоминают южно-итальянских крестьян своими манерами и характером, особым достоинством и скромностью. При этом «крестьянский» характер советского общества не мешает ему служить образцом и ориентиром для Европы. Более того, парадоксальным образом, пережив революцию, СССР «оставил нетронутыми фундаментальные ценности, которые нес в себе мир крестьян и рабочих»2 — «возможно, такой могла бы быть революция луканских крестьян»3. В отличие от большинства послевоенных травелогов, где СССР изображается как флагман прогресса, путевые заметки Леви подчеркивают специфический консерватизм советского общества по сравнению с безнадежно и трагически изменившейся Европой. Но этот консерватизм воспринимается не как отсталость, а как сохранение преемственности с «детством Европы», с теми временами, когда «Европа была едина и верила в немногочисленные идеальные истины, и не сомневалась в собственном существовании»4. В этом смысле СССР служит для Европы образцом и ориентиром.

            После Второй мировой войны русский миф, определявший западное восприятие России, оттесняется на периферию и уступает место мифу советскому, в котором можно выделить две группы ценностей: ценности мира, определяющие восприятие СССР на международной арене, и ценности социальной справедливости (и связанные с ними в единый комплекс ценности свободы, человеческого достоинства, отсутствия эксплуатации и т. д.). Свойственное русскому мифу подчеркивание цивилизационного разлома между Россией и Европой сменяется противоположной тенденцией, которая реализуется в концепции интернационализма, борьбы за мир и братства трудящихся всех стран. В рамках советского мифа СССР воспринимается уже не как отсталое варварское государство, а напротив, как более прогрессивное общество, которое служит образцом для Запада. Этот сдвиг парадигмы и определяет различия двух травелогов, и именно в трактовке образов деревни и крестьянства это различие проявляется наиболее ярко и наглядно.

Примечания

1Alvaro C. I maestri del diluvio. Viaggio nella Russia Sovietica. Reggio Calabria: Falzea, 2004. P. 75.

2 Levi C. Il futuro ha un cuore antico: viaggio nell'Unione Sovietica. Torino: G. Einaudi, 1956. P. 90.

3Ibid. P. 242.

4Ibid. P. 91.

 

 

Анастасия Викторовна Голубцова, к.ф.н., с.н.с. ИМЛИ им. А.М. Горького РАН, Москва, Россия, ana1294@yandex.ru.

Anastasia V. Golubtsova, PhD in Philology, Senior Research Fellow, A.M. Gorky Institute of World Literature of the Russian Academy of Sciences, Moscow, Russia, ana1294@yandex.ru.

 

(Нет голосов)
Версия для печати

Возврат к списку