Дальневосточный государственный университет

 

ОБРАЗ РОССИЙСКОГО ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА В КНИГАХ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ: ТОПИКАЛИЗАЦИЯ*

 

Целью данной статьи является рассмотрение топикализации текстов книг американских путешественников по российскому Дальнему Востоку. Под топикализацией понимается выделение тем, топиков текста. Топик, тему мы формулируем в терминах Т.А. ван Дейка «тема – не просто слово или единичное понятие, а макропропозиция. <…> Темы, или топики, подобно всяким значениям, являются когнитивными единицами» [3:240].

Прежде чем перейти к анализу тем, поднимаемых в своих книгах путешествующими по Дальнему Востоку России, целесообразно обратиться к рассмотрению заглавий и иконических средств (в данном случае – фотографий и рисунков), расположенных на их обложках. Представляется, что заглавие является наиболее важным и значимым компонентом, в силу того, что оно играет «макроструктурную» роль, используется «для выражения или извлечения из текста основной темы, или топика» [3:241]. Оно выступает своего рода «смысловым сгустком» текста, глубинной структурой, социально и культурно нагруженным компонентом текстовой системы [2:2]. Очевидно, что заглавие, сообщая информацию о теме, передает вторичную картину мира, задает тон всему описанию, настраивает адресата на определенное восприятие. Сопровождающие заглавие фотографии, рисунки, картинки или другие средства иконического кода, привлекая внимание читателя, дополняют вербальный ряд. Иными словами, иконические средства коммуникации, взаимодействуя с вербальными средствами, создают креолизованные тексты. В силу этого мы будем считать обложку книги креолизованным текстом, т.е. текстом, в структуре которого сочетаются коды разных систем. Несмотря на то, что в семиотике иконический язык принципиально не отличается от естественного языка, единицы иконического языка (изображения) по сравнению со словом являются менее четкими, они характеризуются большей расплывчатостью и размытостью. Тем не менее, иконические знаки имеют денотативные и коннотативные значения [1:8–11]. Информационная и прагматическая емкость невербальных средств в структуре креолизованных текстов считается больше емкости вербальных. В последнее время появился большой интерес к лингвистическому исследованию сочетания нескольких кодов. В конце ХХ века появился особый раздел лингвистики о письменном языке – параграфемика [1:5], что говорит о значительной актуальности исследования креолизованных текстов.

Думается, что заглавие вместе с фотографией (иконическим компонентом), помещенной на обложке книги “The Other Side Of Russia. A Slice of Life in Siberia and the Russian Far East,” представляет собой креолизованный текст, декодирование и интерпретация обеих частей которого дает возможность извлечь наиболее полную информацию. Вербальный компонент креолизованного текста состоит из имени автора, заглавия книги и подзаголовка. Денотат заглавия подчеркивает четкое отличие от остальной части России того, о чем будет идти речь в книге, что выводится из результатов дефиниционного анализа, выявляющего наличие в структуре лексемы other ЛСВ, где эксплицитно выражены семы «different» «distinct from the one or ones mentioned or implied». Кроме того, анализ деривата otherness, иллюстрирующий словообразовательные возможности слова other выявляет сему «различие, отличие, непохожесть». Именно это слово используется как термин в теории межкультурной коммуникации, объясняющий, как начинается процесс восприятия «чужого» и последующий процесс стереотипизации. Подзаголовок вносит уточнение, указывающее на фокус описания (A Slice of Life) и локус – место действия (in Siberia and the Russian Far East). Таким образом, заголовок является макропропозицией, основной темой, определяющей топикализацию всей книги.

Иконический комплекс данного креолизованного текста содержит означающее, означаемым которого является фотография реального человека – старушки, торгующей на рынке пучками редиски и зелени, картошкой, положенной в старое мятое ведро. Голова старушки повязана платком, глаза полуопущены, выражение лица задумчиво обреченное. Денотативная информация, вычитываемая из данной фотографии**, раскрывает интенцию автора – настроить потенциального адресата на восприятие бедности, нищеты, трудностей, которые испытывает «другая часть» России. В данном случае можно сказать, что российский Дальний Восток концептуализируется как пожилая женщина, бедная, за которой прошлое, но не настоящее или будущее. Из чего можно заключить, что концепт ОТСТАЛОСТЬ наряду с концептом ЧУЖОЙ (выводное знание, полученное на основе иконического комплекса и вербального компонента) введен уже в обложке книги и является ключом к пониманию всего текста.

На обложке книги Марка Уинхельда креолизованный текст отличается от предыдущей книги тем, что иконический комплекс содержит означающие, означаемыми которых являются идеи и образы, представленные рисунками. Невербальная информация, содержащаяся в данном типе иконического комплекса, представляет известные трудности декодирования и интерпретации, связанные с различными ассоциациями, которые допускают неоднозначную субъективную трактовку. Представляется, что дополнительные сведения об авторе могут облегчить поиск наиболее точного ассоциативного варианта. Поскольку в данном случае известно, что автор является миссионером, посещавшим российский Дальний Восток с целью помочь в строительстве церквей, то можно предположить следующую интерпретацию. Так, радугу в небе можно декодировать как символ той радости, которую человек испытает в жизни после смерти, попав на небеса. Радуга начинается от символического храма (он обрисован схематически и окрашен в белый цвет, что является символом чистоты) и уходит ввысь, в облака. К храму ведет длинная дорога, символизирующая долгие поиски на пути к вере. Только идущие по дороге к храму верующие, вошедшие в храм, испытают счастье и радость новой жизни с Богом и последующей жизни на небесах.

Ковбойские сапоги (не схематический, конкретный предмет) являются также символом, говорящим о тех путях, по которым автору пришлось пройти до того, как он нашел дорогу к храму. Возможно также, это тот путь, который автор проделал в Россию (здесь велика субъективная трактовка). Таким образом, изображение на обложке книги Марка Уинхельда является коннототивным, оно коррелирует с коннотативной информацией, передающейся вербально. Заголовок книги – Light (Свет). Это свет, озаряющий путь к Богу. Подзаголовок книги A “Jewish Cowboy Journey” (Путешествие еврейского ковбоя) уточняет информацию о путешественнике, сообщая о его национальной принадлежности, субкультуре и о его приверженности к путешествиям. Таким образом, иконические средства, несмотря на расплывчатость границ, являются прагматически более емкими, чем вербальные средства. Совмещение двух негомогенных кодов в креолизованном тексте полнее и нагляднее раскрывает интенции авторов, обрисовывая тематическую структуру всего текста.

Какова реализация топиков в тексте книг путешественников по региону Дальнего Востока? Темы, топики информации можно выразить одним – двумя  предложениями, но топики не приписываются этим предложениям, поскольку за ними стоят семантические макроструктуры, так как «мы имеем дело со значением и референцией, а не с синтаксической формой, стилем, риторическими приемами и т.п.» [3:237]. Являясь глобальными структурами дискурса, топики организуют весь текст, все наиболее важное в них. В силу этого выделение топиков  является важным этапом анализа дискурса. Тематическая структура дискурса путешественников, представленного текстами о российском Дальнем Востоке, с одной стороны, разнообразна, но с другой стороны, ограничена в основном бытовой стороной жизни дальневосточников.

         Реализация топиков более низкого уровня не носит линейного характера, часто наиболее важное с точки зрения путешественника представление о российском Дальнем Востоке вводится до того, как появляются топики о месте, времени, участниках и других обычно присутствующих элементах. Так, одним из первых появляется топик абсурда, маргинальности жизни в регионе.

Топик «абсурд», «страна абсурда» выявляется в одной из первых сцен пребывания автора и ее супруга в аэропорту Хабаровска (после нескольких неудачных попыток поменять доллары на рубли и заплатить за перевес груза). Реализуется топик «абсурд» через метафору Welcome to Absurdistan. (I:13). Окказионализм, означающий «все, что кажется нелепым, неестественным, то, что понять невозможно» вербализует концепт РОССИЙСКИЙ ДАЛЬНИЙ ВОСТОК. Говоря о нелинейности реализации топика, можно указать, что топик развивается на значительной протяженности текста в употреблении слов с тем же, близким или сходным значением: absurdities (I:ХХV,87); idiocy (the uncaring idiocy of the Russian railroad system (I:69); “Far Side” (прецедентный текст, намек на абсурдность в известных американских карикатурах): Sometimes the absurdities I encountered left me feeling like I was living on the “Far Side” of Russia, not just “the other side” (I:ХХV).

Ключевая метафора (Absurdistan) реализуется через контекстные синонимы quaint, surrealistic, которые добавляют новые оттенки данному отрицательному странному и нелепому образу российского Дальнего Востока: This focus on fashion and femininity – which would appear almost quaint in much of urban America today – was characteristic of Russian women even during Soviet times, when dressing well was much harder to do…(I:24). … we sat for more than two hours on molded-plastic chairs, watching a surrealistic scene of several shabby drunks carrying bunches of red flowers and beating up on each other (I:67) и др. Выявляется этот топик и у второго автора: Driving was on the right, but so is the driver’s position – which can make passing unnerved. As the front-seat passenger I had to signal the driver when it was safe to speed around trucks that were too tall for him to see over. I wished I knew Russian to say, “This is crazy!” (II:296). Подобная реализация топика «абсурд» развивает топик, введенный в заголовке, актуализирует образ «чужого»: нелепого, непонятного, необъяснимого.

         Намеченные в заголовках темы разворачиваются в дальнейшем описании путешествий, жизни в регионе, который предстает в основном маргинализированным.

         Топик «бедность» реализуется во многих ситуациях. Так, можно указать на контексты, раскрывающие неприглядную нищету городской жизни: Yet urban life inevitably revealed its underside, too, with scenes that still linger in my memory: Poor people scavenging for empty liquor bottles to exchange for a few rubles to buy their next shot of vodka…(I:24). Контексты также отражают неухоженность, плачевное состояние зданий:… blocks of ill-kept five-story brick apartment houses… in dilapidated condition (I:144); неухоженность улиц: Imagine a San Francisco setting, South Bronx architecture and Dodge City 1890-vintage streets on which hard-driven cars last an average of two years.” (II:292); разбитые, не размеченные дороги: They [American Volunteers] dodged kamikadze traffic and car-sized potholes daily to reach the church… (II:283); … the potholed highway toward Vladivostok (I:143) (Khabarovsk krai). The sparsely traveled road had no side stripes and often no center line. The blacktop later gave way to gravel as we headed west into the high country toward China trough rolling, birch-covered hills flanked by distant mountains. Контексты, раскрывающие данный топик, отражают плохо налаженный быт, отсутствие электричества, постоянные его отключения (I:188); отсутствие туалетной бумаги: Volunteers were introduced to the distant Russian port city not by glossy brochures, but by instructions to bring their own toilet paper (II:282); …I wrote the notes for this book on whatever paper was handy…envelopes, dinner napkins, theater programs, printed fliers, food labels…even toilet paper (not the typical Russian crude gray “sandpaper,” but squares of precious, good-quality white writing paper, the best I ever saw in Russia, which somehow been packaged as toilet paper) (I:XV); отсутствие удобных чистых туалетов: dirty toilet (no seat) (I:144). Контексты, реализующие топик «бедность», указывают на грязь, тараканов и даже червей, ползающих в поездах и самолетах: The grimy pillow, grungy mattress (I:67); cockroaches crawled over my face during the night (I:70); топик «бедность» актуализируется также в комплексе проблем: power outrages, pollution problems, price inflation, and an overburdened public transportation system all contributed to lowering the quality of life for many residents of Vladivostok that autumn… (I:27). Однако в описании путешественника-миссионера бедность уравнивается богатой верой: Poor People, Rich Faith (II:300). Таким образом топик «бедность» развивает тему «отсталость», выделенную в заглавии книги.

         Топик «городá и городская жизнь» выявляется также нелинейно. В сферу внимания путешественников попадают города, поселки, дачные поселки, деревни. Наибольшее внимание получил город Владивосток. Данная тема реализуется через несколько подтем.

Владивосток. Репутация города Владивостока предстает неприглядной, неприятной, безвкусной: Unsavory reputation (I:19); но это город-космополит (положительная коннотация): But compared to the more cosmopolitan Vladivostok, Irkutsk was a city that moved at a slower pace … (I:88), но в то же время у него репутация «криминальной столицы страны»: the crime capital of the country… (I:20) и репутация Дикого Востока: Vladivostok: Capital of Russia’s Wild East. (название главы в книге Ш. Хаджинс). Образ Владивостока рисуется как скучный, невеселый, неулыбчивый, неразговорчивый: In the drab, close-mouthed city, the Russian Christians were joy-filled exceptions…. (II:284). Восприятие его размера происходит через сопоставление с деревней: Compared to smaller cities and towns that I visited in Asian Russia, Vladivostok had a vitality that was lacking in more provincial places. But despite its large population, Vladivostok still sometimes seemed more like a village itself than a major metropolis. (I:24). Продолжая развертывание темы «чужой», автор подчеркивает его отдаленность: European Russians’ attitude toward the city’s distant location on the other side of Russia is apparent in the often-quoted announcements made by conductors on the Trans-Siberian Railroad when passengers begin to disembark at Vladivostok: “Take your time, ladies and gentlemen, you don’t have to hurry, because Russia ends here and there is nowhere else to go. (I:16). Репутация Приморского края также сомнительна, неясна, двусмысленна: dubious reputation …(I:14).

Городская жизнь осложняется загрязнением окружающей среды: With its massive military, commercial, and fishing ports, and with its many arsenals, fuel storage tanks, and chemical waste dumps, Vladivostok was particularly prone to ground and water pollution from toxic materials… Radioactive materials seeped from decommissioned submarines, and mercury leaked from a ship anchored in the Golden Horn Bay… (I:28).

Другие города Дальнего Востока (Магадан, Хабаровск, Облучье, Уссурийск) описаны схематически, отрывочно, с основным фокусом на неудобства и недостатки; часто авторы делают выводы на основании знакомства с обстановкой в аэропорту.

Хабаровск подается через неприятную сцену обмена денег, который закончился выводом об абсурдности русской жизни и отталкивающим описанием самолета, на котором пара отправилась во Владивосток: The windows were dirty, the upholstery was grungy… The cabin was full of flies, and a worm crawled around on the seat in front of me. (I:14).

Магадан вызывает жестокий образ Гулага, реализация субтемы осуществляется через описание трудного, тяжелого мира: Our first landing in Russia <…> jarred us into a harsher world. (II:299). The airport serves a city that had been a headquarters of the Gulag, the former Soviet network labor camps where millions died. The jarring was physical as well as emotional. Rough-surfaced cement block runways made for loud, bumpy landings and takeoffs. (II:299).

Облучье (Еврейская автономная область). Подчеркивается отдаленность…a remote Russian outpost near China, a moment of panic on a moonless night suddenly brings to life the ho-hum warning in the missionary playbook: The glory zone is far from the comfort zone. (II:296). Отмечаются неудобства подобной жизни: … close quarters lacking amenities ranging from modern plumbing to the 6 o’clock news. (II:297).

Путешествие по реке Амур. Обращается внимание не на реку, а на пьяного водителя: The six-hour trip started on a ferry over the Amur River. An intoxicated young man stumbled out of a car parked nearby on the deck, brandished a videocam and tried to pick a fight with us for some unknown reason. I flashed what I hope was a clueless smile and offered a “Yahnee pahnee myoh!” (I don’t understand) from my small stock of Russian phrases, and he apparently lost interest. (II:299).

         Топик «география, история, политика». Каждый компонент этого топика мог бы быть вычленен в самостоятельный топик, но мы объединили их в один блок, поскольку реализация схематична и немногочисленна. Иногда географическое описание носит нейтральный с точки зрения оценки характер: We crossed fifteen time zones to reach Vladivostok, a port city of more than 800,000 people a few miles from China and North Korea. Hours on planes and an overnight ride on the Trans-Siberian Railroad brought us to a dingy but developing metropolis built on promontories jutting into the Sea of Japan. (II:291-292). Vladivostok, the city that Nikita Khrushchev once dubbed “the San Francisco of Russia” because of its hilly terrain and scenic location by the sea. (I:14). Однако нейтральная подача географического представления в данном случае переходит в отрицательную. В описании бухты Золотой рог импликатура негативна: Local Russian boosters called it “the Pearl of the Golden Horn,” in reference to the Golden Horn Bay, one of several bays and gulfs of the Sea of Japan that wash the shores of the city. (I:14).

         История также носит эпизодический характер, раскрывающийся в рамках наивной картины мира: Vladivostok was originally established in 1860 as a naval base and military outpost for tsarist forces in the eastern part of the country. Its name in Russian means “Ruler of the East”… (I:15); Post-Soviet Vladivostok quickly became a city of opportunity and instability, excitement and energy, corruption and crime. (I:17-18); говоря о советском периоде, авторы останавливаются на преследованиях христиан: They’ve been persecuted for seventy years and their faith has grown strong,” Don Lewis said. “They had so little, but when we left, they wanted to give us the world.”… (II:284).

Политика. Субтема реализуется через субъективное восприятие оказания помощи в продвижении демократии, капитализма и бизнеса: Missionaries arrived to make converts. Educators came to teach Western business methods and foreign languages, particularly English, which was in great demand. U.S. Peace Corps and consular personnel, employees of the U.S. Information Agency and the U.S. Agency for International Development, and representatives of a number of nonprofit and nongovernmental organizations came to Vladivostok to assist Russians in making the transition to democratic state and a market economy. Democracy was the new ideal, capitalism the new savior, and biznes the new buzzword. (I:17).

Топик «время» реализуется через метафору путешествия во времени (перелет в Россию, на Дальний Восток), который бабушка и дедушка автора не одобрили бы. Актуализация топика идет через концептуализацию, характерную для американской культуры (как известно, данная тема чрезвычайно популярна в художественной литературе, кино и др.): Flight through Time; Hold onto your pews for a bumpy flight through time (II:287). Темпоральная тема привлекается чаще всего для подчеркивания отсталости российского Дальнего Востока: the city’s reputation of being similar to Chicago in the 1920s…(I:14). Сопоставление с Чикаго начала прошлого века не только рисует образ преступного города, но и отбрасывает его назад во времени. Таким же образом реализуется топик времени при описании грязного помещения: permanently grungy bathtub, and a floor that looked like it hadn’t been cleaned since the Bolshevik Revolution (I:145). Иногда прибегают к экспертному мнению: …Andrey Ostrovskiy, a local Russian journalist wrote, “My great-grandparents have lived in this city all their lives. “Times were different,’ they say, “but they’ve never been so bad” (I:19).

Топик «опасность» реализуется в контекстах, передающих нарушение всех правил безопасности на Дальнем Востоке: Most [волонтеры, отправляющиеся на РДВ] had construction skills ranging from slim to none, and they worked under conditions that would give an Occupational Safety and Health Administration inspector nightmares. (II:283). Опасность и страх связаны с субтемой преступность: An American woman was severely beaten on the street near a bus stop. (I:18). Anti-religious harassment survives, aggravated by a shaky economy, rife with bureaucracy and corruption, which periodically cuts off salaries, building supplies and electricity. (II:293). Much of the criminal activity was perpetuated by organized groups ranging from small-time gangsters to major mafiya members with business interests in commercial shipping, drug trafficking, arms dealing, prostitution, and protection rackets… (I:18); On the roads southwest of Vladivostok, a gang led by a former traffic control officer posed as policemen in uniform, stopped cars coming in from China, murdered the occupants, and stole the vehicles. (I:19); Контексты, содержащие описание организованной преступности, коррумпированное правительство, крушение социальных и муниципальных служб, усугубляют ситуацию и увеличивают опасность: …But even before we arrived in Vladivostok, we also knew that this capital of Primorsky Kray (Russia’s Marine Territory) had the dubious reputation of being “the Capital of Russia’s Wild East,” a city beset by organized crime, corrupt government, and breakdown of social and municipal services. (I:14-15).

Топик «русские и русский национальный характер». Субтема «русские» реализуется контрастно и зависит от автора. Путешественник-миссионер настроен благожелательно (русские любят шутки): Tim Blasko, 64, a retired teacher from Randolph, New Jersey, was working on the eighty-foot-high roof when a Russian pastor told him he had the best job “because you’re close to God.” “What if I fall?” asked Blasko, the volunteer with the heart condition. “Then you’ll be with God,” the pastor answered (II:283). В контекстах из книги Ш. Хаджинс русские непрофессиональные: The stewardess, who looked she would rather be anywhere else than inside the plane, served us nothing but carbonated mineral water that tasted like rusty Alka-Seltzer and smelled like rotten eggs (I:14). Русские не любят улыбаться: The isolated, mountain-ringed airport was crawling with uniforms, none of them smiling. (II:299). Русские женщины любят хорошо одеваться, что является странным, а их прически выглядят немодными: At the first hint of cool weather, it seemed like half the women in the city donned fur coats and fur hats, the latter often hiding blonde- or henna-dyed hair carefully styled like that of housewives in America forty years ago. (I:24). Сами русские пытаются смотреть на положительную сторону городской жизни (что тоже вызывает у автора сомнение в существовании положительной стороны): Russian residents of Vladivostok understandably preferred to focus on the more positive aspects of their city. They pointed with pride to the city’s eclectic architecture, with building styles from neo-Muscovite to Oriental, from classical revival to German neogothic and neobaroque, from art nouveau to art deco, from early Soviet modernist to later social realist. (I:20).

В субтеме «национальный характер» выявляются такие черты, как «естественный беспорядок внутренних чувств». Реализация субтемы происходит через метафору: The interiors of many of those buildings seemed to have been designed as an afterthought, a misleading maze contradicting the standardized symmetry of the exteriors. They struck me as a metaphor for the Soviet ideal versus the Russian reality – the desire for an external appearance of achievement and order versus the natural disorder of internal feelings and motions that cannot be contained in any social or architectural blueprint. (I:21).

Топик «русская культура» реализуется в контексте знакомства с русской культурой, воспринимаемой как игра, где американская пара и все русские вообще являются соперниками: Round One – and the Russians were the winners (I:12) … Round Two – and we were the winners. (I:13); в контекстах, содержащих саркастическое описание русских обычаев: I also discerned that for foreigners to live successfully in Russia, they must be able to take daily life with a grain of salt – perhaps a grain from the small saltcellar atop the loaf of bread that Russians customarily offer as a sign of hospitality when a guest arrives in their country or at their front door. Реализация топика совершатся через контексты, содержащие описание праздников, ритуалов, игр, ужинов, обедов, походов по магазинам и т.д. Топик актуализируется через ценности – гостеприимство: It was dark when we rolled into Obluch’ye. We got a warm welcome, supper, and finally, after we were parceled out among the host families in the small congregation, beds. (II:299).

         Таким образом, картина реализации топиков в структуре дискурса путешественников может быть охарактеризована следующим образом: на вершине находится наиболее важный топик (выводимый из анализа креолизованного текста обложки), задающий тон всему описанию. В дальнейшем, на более низком уровне макроструктуры текста, реализуются топики, вокруг которых организуется часть значений текста. Эти топики продолжают развивать темы, вычлененные в заголовках книг. Например, топик «абсурд» разворачивает тему «чужой», топики «бедность», «города и городская жизнь» и даже «время» продолжают, уточняют тему «отсталость» и т.д. Неполно и искаженно представлены топики «история, география, политика». Искажены и предвзято поданы темы «русские и национальный характер», «русская культура». Для дискурса путешественников характерно умолчание многих положительных сторон, нет баланса в описании.

 

 

*Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ («Языковая репрезентация образа России в публицистическом дискурсе стран Запада и Востока»), проект № 06-04-00433а.

**Вслед за рядом авторов мы считаем, что иконический язык семиотически близок естественному языку, в силу чего следует выделять денотативные и коннотативные значения в семантике изображения.

***иммигранты из России и Венгрии, прибывшие в США 100 лет назад.

 

I. Hudgins, Sharon. The Other Side of Russia. A Slice of Life in Siberia and the Russian Far East. Texas A&M University Press, 2003.

II.                Winheld, Mark. Light. A “Jewish Cowboy’s” Journey. Binghamton: Brundage Publishing, 2004.

 

 

1.     Анисимова Е.Е. Лингвистика текста и межкультурная коммуникация: (на материале креолизованных текстов): учеб. пособие для студентов фак. иностр. вузов. – М.: «Академия», 2003. – 128 с.

2.     Васильева Т.В. Когнитино-функциональные аспекты заголовка: (на материале современного американского рассказа). Автореф. канд. дисс. филол. наук. – М., 2005.

3.     Дейк Т.А., ван. Структура новостей в прессе. // ван Дейк Т.А. Язык. Познание. Коммуникация: пер. с англ. / сост. В.В. Петрова; под ред. В.И. Герасимова; вступ. ст. Ю.Н. Караулова и В.В. Петрова. – М.: Прогресс, 1989. – С. 228–267.