Ю. А. Артемова

 

Некоторые итоги: размышления в стиле гуманистической психологии

 

Статья подготовлена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда, проект 18-09-00774 «Новые крестьяне России: социоантропологическое и этнокультурное исследование жизненных стратегий современных фермеров», руководитель д.и.н., проф. О.Ю. Артемова

 

Аннотация. В настоящей статье подводятся некоторые предварительные итоги годичного исследования, осуществлявшегося группой исследователей в рамках названного выше проекта РФФИ. Основное внимание сконцентрировано на мотивах и поведенческих стереотипах людей, перешедших сравнительно недавно от городского к сельскому образу жизни. Проанализированы как базовые мотивы, так и "вторичные", - а также подчиняющиеся им виды ведущей деятельности, диктующие переход к новому способу жизнеобеспечения. Анализ основан на идеях и положениях гуманистической психологии.

 

Abstract. The article summarizes the results of the year of field research dealt with Russian “new peasantry” – the phenomenon of a number of modern Russian citizen’s transfer to rural way of life implying in some cases undertaking of farming mode of subsistence. The types of motivating impulses (including both basic and essential drives) as well as kinds of corresponding activities are analyzed in the article. The analysis is based on the ideas and statements of humanitarian psychology.

 

 

Ключевые слова: новые крестьяне, оппортунистическое поведение, экопоселения, смысл жизни, сельский образ жизни, способ жизнеобеспечения, земледелие, скотоводство, сдвиг мотива на цель, иллюзорно-компенсаторная деятельность, Нью Эйдж, базовые потребности, сущностные потребности, дауншифтинг.

 

Keywords: New peasants, opportunistic behavior, ecological settlements, life meaning, rural way of life, modes of subsistence, cultivation, herding, “motive-purpose” shift, phantom activity, New Age, basic drives, essential drives, downshifting.

 

Вступительные слова

Итак, в ходе работы над проектом «Новые крестьяне России: социоантропологическое и этнокультурное исследование жизненных стратегий современных фермеров» в 2018 г. группой исследователей были изучены разнообразные примеры индивидуальных и групповых стратегий россиян, нацеленных на переход к крестьянскому образу жизни или поддержание оного, на создание индивидуальных фермерских хозяйств. Исследования велись как среди представителей исконных («потомственных») крестьян, так и среди тех, кто сравнительно недавно решился сменить привычный городской образ жизни на сельский. В частности, проводилось включенное наблюдение в ряде экопоселений Тульской, Владимирской, Псковской областей России. Участники проекта ставили перед собой задачи разобраться в том, что за мотивы – как утилитарные, так и смыслообразующие - стоят на сегодняшний день за попытками некоторой доли населения нашей страны найти альтернативу привычному городскому образу жизни, рассмотреть и сравнить используемые стратегии адаптации как традиционных, так и вновь изобретаемых методов землепользования к современной ситуации, а также проанализировать и осмыслить ту духовно-идеологическую «надстройку», которая видится людям релевантной желанному и искомому образу и стилю жизни.

Категории сельских жителей

Даже та сравнительно небольшая выборка сельских сообществ и индивидуальных (семейных либо одиноких) «вне-городских» поселенцев, попавших в сферу нашего рассмотрения, представляет собой столь пеструю мозаику, что классифицировать их, разделить на типы можно лишь с известной долей условности. Но для удобства изложения нужно все же выделить несколько различных - как по давности жизни на земле и «от земли», так и по мотивам выбора такого образа жизни - категорий людей. Проект посвящен «новым крестьянам» России, но в поисках таковых в сферу нашего внимания неизбежно попадали и люди, не вполне соответствующие данному определению.

С одной стороны, нас в первую очередь, конечно же, интересовали люди, относительно недавно занявшиеся фермерством – либо ради более здоровой и экологичной жизни семьи, потомства, либо «по зову сердца», почувствовав тягу и интерес к сельскому производящему хозяйству, либо ища альтернативы неудовлетворительной (а порой и просто бесперспективной в плане экономического выживания) жизни в городе, но – в отличие от многих так называемых экопоселенцев, о которых речь пойдет ниже, – готовые усердно и тяжело трудиться, организовывая свою жизнь сообразно среде, в которую переселяются (земля – значит, обрабатывать ее, производя экономически ценную сельхоз продукцию; природа – значит, разводить экономически ценных животных и т.п.), и многим пожертвовать из преимуществ и благ прежней привычной городской жизни. К этой категории жителей России в полной мере применимо определение «НОВЫЕ КРЕСТЬЯНЕ».

Что касается остальных категорий, то это, с одной стороны, те, кто испокон (или не одно поколение) живет на земле. Казалось бы, этих крестьян в строгом смысле слова новыми не назовешь. Однако за годы их существования за счет обработки земли и разведения скота и птицы сильно изменились как экономическая ситуация, так и правовой статус их хозяйств. И в этом смысле жить сегодня им также приходится по-новому. О них можно было бы сказать: «КРЕСТЬЯНЕ, НО НЕ НОВЫЕ, ПРОСТО ПОСТАВЛЕННЫЕ В НОВЫЕ УСЛОВИЯ».

С другой стороны, это так называемы экопоселенцы — люди, которые переехали во вновь созданные   ими же самими поселения, например, «родовые поместья», вдохновленные теми или иными идеями гуманитарного толка. Для многих это, конечно, было бегством от того, что не устраивало в городе. Но далеко не для всех (по всей вероятности, для меньшинства) минусы городской жизни сводились к материально-экономическому фактору. Напротив, главные причины неудовлетворенности этих переселенцев кроются в сфере духовного, и центральный мотив переселения – улучшить качество не материальной, а эмоциональной и духовной жизни, заполнить экзистенциальный вакуум. С материальной же стороны такие перемены как раз сопряжены с рядом «жертв»: отказ от облегчающих жизнь благ цивилизации, осложненная логистика, более скудный спектр доступных услуг и т.п.   При этом подавляющее большинство экопоселенцев практически ничего не производят, позднее мы попробуем показать, что многие разделяемые и провозглашаемые ими ценности в основном существуют в идеальном плане, по крайней мере, те ценности, что имеют отношение к процессу созидания. Поэтому новыми крестьянами их тоже назвать сложно, в лучшем случае это «новые сельские жители», «НОВЫЕ, НО НЕ КРЕСТЬЯНЕ». Может возникнуть вопрос, должны ли тогда они изучаться и обсуждаться в рамках настоящего проекта. Ниже мы попытаемся обосновать правомерность включения этой категории россиян в круг исследуемых феноменов.

 

«Исконные» крестьяне

«Они живут стабильно плохо уже очень давно», — пишут О.М. Аничкова и О.Ю. Артемова о современных жителях старинных псковских, пензенских и владимирских деревень (Аничкова, Артемова 2018; Аничкова, настоящая подборка). Да найдется ли такой регион в современной России, где нет потомственных крестьян, которым плохо живется на родной земле? Кроме того, вырастающие вокруг их скромных хозяйств новые фермы и агрохолднги значительно усугубляют и без того острую проблему сбыта собственной продукции, полученной путем колоссальных индивидуальных усилий, но в силу скудности изначального ресурса имеющей весьма ограниченный объем, а в силу конкуренции – низкую стоимость. Кроме того, все они жалуются на непосильный гнет налогов. Их непреходящие беды — массовый алкоголизм всех возрастных категорий, начиная с подростков, неуклонно сокращающаяся численность населения, кладбища, «растущие как опухоль»,   почти полная недоступность медицинских услуг на местах, бедственное состояние дорог, убогие пенсии, дороговизна топлива, отсутствие элементарных удобств в домах и многое другое, чему уделено немало внимания в предшествующих статьях, особенно в первой из них.

 

Собственно «новые крестьяне» и жители экопоселений

О.М Аничкова в приведенной выше статье и   в цитированной выше статье, написанной в соавторстве с О.Ю.Артемовай, драматично описала недавний прецедент с эпидемией чумы свиней. Как мы помним, «исконных» крестьян, имеющих маленькие хозяйства, это бедствие затронуло не сильно. «А вот новые крестьяне области, за двадцать-тридцать лет вырастившие свои хозяйства до тысячных поголовий свиней, потеряли несравнимо больше. Многие из них не сдались. Переориентировались на другое животноводство» (Аничкова, Артемова 2018). В этом примере весьма важна установка современных фермеров «не опускать руки», не отказываться от задуманного. Целеустремленность и наличие некоего внутреннего стержня. И это при том, что животноводство в современных условиях в целом оказывается гораздо уязвимее, нежели земледельческие или пчеловодческие хозяйства. О том, что этот стержень не разрушен тяготами современной действительности, свидетельствует и отношение фермеров к другим людям, в частности, коренным крестьянам: «Можно только удивляться, с каким мужеством и стойкостью люди выдерживают все невзгоды, которые выпадают на их долю. Возможно, какое-то объяснение этому феномену можно найти в том, что все наши респонденты оказались людьми «старого порядка», крепкой дисциплины, ответственности, поразительного неравнодушия, сострадания к несчастьям других людей. В экономике и простой жизни села такие личностные качества оказываются необходимыми. Наши респонденты заботятся не только о себе, но и о благе коренных псковских крестьян» (Там же).

Мотивы переселения. Было выявлено несколько комплексов мотивов (причин, побудительных толчков), побудивших людей принять сельский образ жизни. Для многих важную роль играла не какой-то один из этих комплексов, но целый спектр. Мотивы в структуре личности не существуют независимо друг от друга, а подчинены сложным иерархическим отношениям, хорошо концептуализированным, например, в модели знаменитой «пирамиды» А. Маслоу (Маслоу 1999). Каждым поступком человека руководит сложное сочетание мотивов, не все из которых могут быть четко им осознаваемы (Леонтьев2005). Но даже из тех, что были прямо озвучены или так или иначе косвенно продемонстрированы респондентами, эта «пирамида» достаточно четко выстраивается.

Жизненно важные социально-экономические и «экологически-медицинские» причины очевидно составляют основание пирамиды, будучи напрямую связаны с базовыми потребностями человека – физическое выживание, физическое благополучие. Над ними возвышается мотив личной независимости. Потребность в независимости не является витальной, однако она также носит «дефицитарный» характер: независимость – необходимое условие психологического благополучия индивида. Наконец, целый набор «бытийных», сущностных человеческих потребностей, все то, что венчает пирамиду Маслоу, воплощаясь в понятии самоактуализации: от более или менее простых и приземленных увлечений - до сложных идей и побуждений аксиологического характера. Эту группу потребностей можно условно выразить через категорию «интереса»: потребности, не порожденные ни физической, ни психологической неудовлетворенностью, но связанные с извечным и обреченным никогда не найти полного утоления экзистенциальным голодом. Остановимся на перечисленных мотивах поподробнее.

Социально-экономический фактор. Собранный и проанализироанный материал заставляет с большой долей вероятности предположить, что экономические факторы – когда именно они становятся осознанной мотивацией переезда из города – не всегда оказываются истинной побудительной силой такого личностного выбора. Во всяком случае, если индивид или семья приняли решение сменить источник дохода, возможно, улучшив последний, но в целом занимаясь прежде делом, далеким от сельского хозяйства (менеджеры, программисты, психологи, педагоги и др). При том, что они получили взамен, занявшись, к примеру, фермерской деятельностью, о прибыли говорить особо не приходится (см., напр., Драмбян, приведенная выше публикация). А при этом крестьянский труд – это крайне тяжелый физический труд, практически не оставляющий человеку свободного времени…

Иной случай – смена образа жизни в результате того, что прежний стал попросту невыносимым, неподъемным с социально-экономической точки зрения – в силу ли маргинализации самого субъекта переезда, по вине ли местных чиновников, бизнесменов, «системы» в целом. «Кроме того, нельзя не учитывать неуклонно усугубляющуюся ситуацию переселения в сельскую местность из городов тех, кто не может платить там за жилье» (Аничкова, Артемова 2019). Это сказано конкретно в контексте анализа ситуации в Псковской области, однако справедливо и в отношении практически любой другой.

Экологически-медицинский фактор. «Выясняя у информантов в разных поселениях мотивы переезда в сельскую местность, мы обнаружили, что особое значение при принятии решения о кардинальной смене места жительства сыграл фактор взаимоотношений человека и городской среды, а точнее воздействия на человека современных технологий» (Крюкова, Архарова, Коровина, приведенная выше публикация). Данные, полученные другими участниками проекта, в высшей степени согласуются с данными Н.В. Крюковой и ее коллег. Это касается как экопоселенцев, прислушавшихся к идеологии тех философских и «новых религиозных» учений, что циркулировали в их культурной прослойке, так и «одиночек», прокладывавших себе путь от городской жизни к сельской независимо. В целом, идеи и установки рассматриваемого комплекса можно было бы назвать оздоровительными тенденциями.

В рассматриваемом комплексе мотивов отчетливо звучит, можно даже сказать, звучит «первой скрипкой», тема детей и детства. Например, аллергия ребенка – тяжелая, препятствующая адаптации аллергия – при жизни в городе как причина переезда в сельскую местность. Таких примеров в собранном нами материале немало. А о том, что в экопоселениях очень много детей, неоднократно упоминают исследователи (см, напр. Ожиганова 2015). Это обстоятельство подтверждается и наблюдениями членов нашей группы. Иными словами, явно прослеживается ориентация на детство, на будущее детей каким его желают видеть поселенцы. Более того, детство и будущее, которое дети собой воплощают, провозглашаются как первостепенные ценности. Экопоселенцы стремятся воплощать в жизнь «завет» Владимира Мегрэ – создавать так называемые родовые поместья. Под «родом» при этом понимаются не родственные связи, уходящие корнями вглубь веков, а в первую очередь «община единомышленников» (Ожиганова 2012). И ключевая идея здесь – создание своего, нового рода. Отсюда столь высокое внимание к рождению детей, воспринимаемых как наивысшая ценность. Таким образом, род – не привычная нам ориентация на прошлое, но напротив – ориентация на будущее (Там же).

«Дауншифтеры - так ли это?» — заглавие статьи М.И. Драмбяна, написанной по итогам экспедиции в Нижегородскую область и посвященной той категории сегодняшних россиян, кто устремился в сельскую местность, «влача» в городе вполне благополучное и «сытое» существование, но оставил его, расслышав «зов земли», проявив готовность смириться с тяготами и лишениями крестьянско-фермерского образа жизни (Драмбян, указ раб.). Казалось бы, к таким людям вполне применимо определение «дауншифтеры». Материал автора отчетливо свидетельствует о том, что переезжают его герои главным образом не в поиске решения экономических проблем (у многих их «в прошлой жизни» попросту не было, хотя были проблемы социально-бюрократического характера). С другой стороны, похоже, что едут они и не в целях сознательного отказа от материальных благ и комфорта, так что действительно недостаточно оснований говорить о дауншифтинге. Тут более тонкая мотивация, что ниже мы попытаемся показать.

Личная независимость и «интерес». Две последних комплекса побуждающих мотивов сложно рассматривать в отрыве друг от друга, хотя, казалось бы, независимость тяготеет к полюсу «свободы от», а интерес – к полюсу «свободы для». Но на деле, когда мы стремимся изменять свои жизненные обстоятельства в ту или иную сторону, нами руководят, наряду с дефицитарными, также и сущностные, бытийные потребности (см. напр. Папуш 2001). Пытаясь компенсировать неудовлетворенность, устранив обстоятельства, мешающие нам жить «как мы хотим», мы одновременно удовлетворяем тягу к расширению собственных интеллектуально-духовных горизонтов, обретаем новый смысл жизни. На определенном этапе каждый человек начинает ощущать нужду в таком поиске. И при этом, некоторые отваживаются на сложное и длительное созидание новых, еще не изведанных и не пройденных путей к удовлетворению этих сущностных потребностей, но многие скорее становятся открыты для путей готовых, проложенных до (и «для») них другими, и их новые увлечения, таким образом, либо концентрируются вокруг популярных и многими разделяемых «хобби» (спорт, фитнес, коллекционирование, «психотренинги», мастер-классы по рукоделиям и ремеслам, «сыроедение» и т.п.), либо укореняются в сфере того или иного религиозного, философского, эзотерического учения. В любом случае жизнь человека наполняется – нередко весьма временно – новым интересом, благодаря чему становится ярче, объемнее, энергетически «заряженнее». И на субъективном уровне – осмысленнее.

Неоднократно респонденты сообщали, что смена образа жизни начиналась у них как увлечение. Люди приняли решение заниматься тем, что им интересно. В этом определенно можно увидеть и мотивацию не быть в конфликте со своей натурой, со своей душой. М.И. Драмбян использует, характеризуя подобного рода мотивацию, слово «субъектность». Это не то же самое что «независимость». «Человек, уехав из города и начав жить «своим хозяйством», «своим домом», перестает ощущать себя маленьким винтиком в производственном механизме крупного предприятия или букашкой в муравейнике мегаполиса. Это как бы обретение субъектности, которое происходит через осязание результатов своего каждодневного труда, через возможность трансформации окружающего пространства личными действиями, то есть человек становится актором, реальным распорядителем своей жизни и, в немалой мере, жизни тех, с кем он близко связан родством, браком, хозяйством» (Драмбян, указ раб.). Здесь все-таки идет речь и о независимости тоже, хоть автор это и отрицает. Конечно, мы видим это стремление / потребность повысить качество жизни в субъективном понимании, обрести больший психологический комфорт и в конечном итоге сделать свою жизнь более гармоничной. Но чтобы смочь этого достичь, необходимо обрести хоть какую-то независимость как от общепринятых установок (довлеющего дискурса), так и от формальных структур.

Итак, увлечением можно назвать как отдельное частное хобби, лежащее в сфере поведенческих практик, времяпрепровождения, так и развернутую идеологию, философскую систему, затрагивающую и изменяющую целостное мировоззрение человека. Примерами первого рода увлечений может служить сыроделие или изготовление исторических костюмов. Примером второго – углубление в идеи движения Нью Эйдж с последующим переосмыслением жизненных приоритетов.

Многие переселенцы – жители экопоселений в первую очередь – провозглашают возрождение славянской традиционности и через него – путь к духовному развитию. Весьма популярна философия нового религиозного движения Анастасия (Звенящие кедры России), примыкающего к направлению Нью Эйдж. Стержневые идеи, проповедуемые этим направлением, - возвращение к истокам, восстановление утраченных знаний и навыков, которыми владели наши предки в Древней (дохристианской) Руси, а через их обретение – получение доступа к высшим «истинным» ценностям (Андреева 2014, Ожиганова2015). В любой религии – и ни одна «новая религия» не исключение – существует доктрина и существуют комплексы ритуальных практик как путей реализации идеалов, провозглашаемых этой доктриной. Практики анастасийцев – это занятия, которые их идейный вдохновитель объявил исконно славянскими и в прошлом сакральными (только знание об их мистическом смысле современное человечество утратило вследствие несовершенного и искусственно насажденного образа жизни).

Чтобы приблизиться к «Золотому веку», необходимы правильные занятия, т.е. те, что издревле практиковались славянами и при обращении к ним способны вернуть свой утраченный символический смысл и, следовательно, магическую действенность. Например, если говорить о традиционных ремеслах, то каждый узор на «русском» сарафане или сапоге содержал глубочайшего значения мистическое послание. Подобных этому толкований «правильного» и «неправильного» использования предметов окружающей действительности в учении содержится весьма много. Среди же более общих предписаний – традиционный семейный уклад, рекомендации максимально оградиться от «искусственно» внедренных в нашу жизнь, но на деле «губящих душу» удобств и ценностей (как таковое клеймится многое - от избыточного использования современных технологий и «гаджетов» до нетрадиционных сексуальных практик). Кто-то из поселенцев – явные адепты «Звенящих кедров России», в значительной мере утратившие способность к самостоятельному критическому мышлению, кто-то разделяет идеи школы частично и следует им избирательно.

Рассуждая о подобных культурных течениях, нужно рассматривать, с одной стороны, их мировоззрение («идеологическую базу»), и с другой – их деятельность. Что касается первого, на передний план выступают две основные идеи: ожидание прихода «нового века» и установка, согласно которой, следуя определенному образу жизни, определенной системе практик, возможно достичь внутренней трансформации (духовной и отчасти телесной). Вера в реальную перспективу первого и достижимость второго обусловлена утопическими представлениями, во-первых, о безграничных потенциалах, которыми наделена природа человека, во-вторых – о принципиальной возможности преобразования окружающего мира (начиная от устройства социума и заканчивая мирозданием как таковым). Руссоистские идеи близости к природе, «естественного человека» - не «подпорченного» и не «исковерканного» современной цивилизацией – осмысляются через идеалы жизни на земле, естественных родов, вегетарианства, отказа от прививок, от ряда достижений современных технологий и т.п.

В плане же деятельности, следует констатировать, что из реализованной установки жить на земле у экопоселенцев далеко не всегда логически вытекает установка заниматься сельским хозяйством, возделывая эту землю или разводя на ней животных. Сельским хозяйством заниматься тяжело и не слишком выгодно, а эта категория людей жаждет заниматься чем-то, с одной стороны, приносящим доход, а с другой – не сильно отвлекающим от главной задачи достичь внутреннего преображения. Формально, и в весьма ограниченных масштабах, поселенцы занимаются сельским хозяйством (например, держат небольшое количество скота), ибо иначе они юридически не смогли бы занятые ими земли за собой сохранить, потому что нередко это земли сельхоз назначения. В основном же жители поселений ищут более легких и быстрых источников дохода, реализуя тот тип поведения, которые израильская исследовательница Нурит Бёрд-Дэвид

назвала оппортунистическим (от английского opportunity – возможность, т.е. установка на использование любых возможностей, из тех, что подвернутся в тот или иной момент — Bird-David 1990). Как, скажем, охотники-собиратели, поставленные в условия не позволяющие поддерживать традиционный тип хозяйства, делают массу разных дел, чтобы добыть пропитание, как придется — поиск быстрой выгоды или быстрого эффекта с использованием любых благоприятствующих обстоятельств без заботы о будущем и об обществе.

Паоло Вирно в своей книге «Грамматика множества: к анализу форм современной жизни» (2013) описывает «оппортунизм» как отсутствие четкой позиции и способ адаптации к постоянно меняющимся условиям труда и занятости. Корни оппортунизма, по мнению этого автора, «находятся во внерабочей социализации, отмеченной внезапными поворотами, перцептивными шоками, постоянными обновлениями, хронической нестабильностью». Отметим: он видит в нем не признак общественного упадка, а созревание особой политической «грамматики». Ведь не все — «творцы» жизни, не все ориентированы на высшие ценности и глубокие смыслы. Как и всякий научный термин, термин «оппортунизм» в социоантропологическом контексте, казалось бы, не предполагает негативных коннотаций (Аничкова, Артемова, Артемова 2016). Мы просто говорим об инженерах, программистах, технической интеллигенции, уехавшей из города и оставившей те занятия, к которым привыкла и которым обучалась. Педагоги и психологи находятся в несколько лучшем положении по причине большого числа детей в поселениях.

Вот как сами экопоселенцы, с которыми довелось пообщаться на Втором Форуме устойчивого развития поселений», проходившем с 16 по 19 ноября 2018 г. во Владимирской области в поселении «Добрая земля» (Судогодский район), рефлексируют по поводу собственной ведущей установки: «Что мы умеем, за то нам и платят», «Не так важно, что делать, важно жить на земле так, как мы хотим», «Мы должны придумать, как продать то, на что нет спроса». А дела, как такового, по сути и подчас нет вовсе. Люди без дела, только с мечтой (сказал кто-то из коллег недавно, выступая на конференции). И вот, шагами к воплощению мечты людям видятся разнообразные «придумки»: отказ от хождения денег в общине и замена последних «родничками» - «эковалютой», выступающей своего рода «эквивалентом»; сбор и реализация на продажу дикорастущего иван-чая (с усиленным рекламированием его целебной силы); женские курсы по домашней уборке, где учат тому, что и так умеет делать каждая женщина, и берут за это деньги; кружки рукоделия, «несущего полезную энергетику» и т.п. и т.д. Все эти «изобретения» на деле отнюдь не новы, они позаимствованы либо с Запада (тогда как в теории декларируется отвержение всего западного как привнесенного извне и чуждого, а сам Запад объявляется утратившим духовность и истинно человеческие ценности), где циркулируют уже давно, либо «из прошлого» (при фактическом отсутствии хоть сколько-то углубленного знания истории).

Недостаток осведомленности в том деле, которым многие поселенцы пытаются заниматься, неизбежно приводит к недолговечности целого ряда их начинаний. Тех поверхностных, наспех почерпнутых – порою из сомнительных источников – знаний, что получили эти люди, надолго не хватает. В частности, это касается анастасийцев, основательно представленных среди поселенцев и испытывающих ощутимый дефицит знаний, необходимых для традиционного сельского образа жизни. Пользуясь отрывочными, вырванными из контекста сведениями, они начинают «изобретать» славянские (дохристианские) одежду, украшения, блюда, рукоделия, языческие ритуалы и формы проведения досуга (хороводы, игрища и т.п.– см. напр. Андреева 2014).

Когда традиция жива и непрерывна, она передается через поколения (т.е. действительно из прошлого) и с рождения впитывается каждым членом сообщества, причем не фрагментарно, а системно. В настоящем же случае корней нет, а люди пытаются к ним вернуться. В итоге получают суррогат и гротескность, а также эклектичность поведенческих практик и внешнего облика. Чтобы показать, что ты славянин, необходимо ли отращивать бороду и носить расшитую рубаху? А чтобы показать, что ты славянка – надеть платье «в пол» и повязать на голову платок? (А также отказаться от чуждых славянскому «нутру» - в силу их отсутствия в Древней Руси - чая и кофе, томатов и картофеля?!). Однако тонких и органичных проявлений этничности во многих случаях эти люди не видят, не умеют вычленить, посему им кажется, что у современного русского человека, который носит джинсы, слушает рэп и ест суши, таковых нет. Активно используются внешние атрибуты – что есть апелляция к наглядно-образному мышлению, характерному для детей дошкольного и младшего школьного возраста.

Даже из того, что анастасийцы реально смогли узнать об обычаях славянского прошлого, заимствования осуществляются выборочно: берется то, что им более по душе, что лучше подходит под идеологию их движения. Или то, что привлекательнее, с одной стороны, и проще – с другой. В итоге создается «причесанный», идеализированный портрет конкретной культуры, имеющий мало отношения к оригиналу. И затем он копируется, маскируясь под подлинную традицию, но на практике оказываясь лишь стилизацией и в высшей степени искусственным явлением. Вместо традиции – игра в традицию.

Любая культура и даже субкультура может выжить, только если, наряду с сохранением традиции, она открыта и инновациям. Поэтому любая живая традиция постоянно трансформируется. Традиционное занятие славян – земледелие. Но если сначала главным его орудием служила соха, то позднее ее сменил плуг, а на смену последнему пришли тракторы и комбайны. А если в христианской церкви традиционно должны гореть свечи, то сейчас они по-прежнему являются неотъемлемым атрибутом богослужения, но подчас это уже не восковые, а парафиновые или даже электрические свечки. А эти «приверженцы старины» жаждут перечеркнуть весь пройденный их предками путь. Но провозглашая при этом любовь и почтение к своим корням, они активно ведут торговлю и поддерживают связь через Интернет, являясь участниками ряда его сообществ.

Мы наблюдаем не столько воссоздание, сколько конструирование прошлого, что не является, по всей видимости, самоцелью, хоть и провозглашается как ценность, а служит средством достижения неких иных целей. И для многих поселенцев эти цели созвучна утопическим идеалам Нью Эйдж, что неизбежно ставит вопрос об их достижимости в принципе.

Любая утопическая система уводит человека в сторону от реальной жизни с ее актуальными задачами и «вызовами». Вспоминается предложенный Б.С. Братусем термин «иллюзорно-компенсаторная деятельность» (2012). Автор использовал эту формулировку в первую очередь рассуждая о психологическом механизме развития алкоголизма и прочих зависимостей, но в рассматриваемом здесь феномене прослеживается тот же самый механизм сдвига мотива на цель: при оскуднении и упрощении иерархии мотивов, опосредующих жизнь и деятельность человека, изначально подчиненные – частные и мелкие – цели и задачи приобретают смыслообразующую роль, тогда как стоявшие за ними крупные и важные мотивы постепенно покидают структуру личности, уходя в небытие.

В случае зависимости употребление психостимулирующих веществ изначально было средством достижения искомого — необходимого «для дела» — душевного состояния: эмоционального раскрепощения, подавления страха или выхода из депрессии и т.п., а позднее оно становится отдельной потребностью, самостоятельным мотивом поведения. Сходным образом все происходит и в рассматриваемой ситуации: в теории - «воссоздание древних традиций» выступает инструментом, который должен был бы опосредовать переход на качественно новый уровень духовного развития, а на практике же он постепенно превращается в самоцель, заполняя время и огромную часть сознания субъекта, иными словами, в мотив, которому подчинено большинство его занятий и изрядная доля усилий. Ведь вся активность поселенцев в основном сводится к внешней – не делать, а придумывать, как делать. И создавать видимые атрибуты вожделенного образа жизни. Разнообразные оппортунистического толка «проекты» и поиск формулировок для оных. Большое количество проводимых собраний и форумов, где время, которое мог занять бы созидательный труд, уходит на обсуждение брендов, формулирование лозунгов и т.п. Снова очень уместно использовать метафору игры. Только вопрос, насколько это метафора?

Здесь можно упомянуть мероприятие, участниками которого мы стали на выше упомянутом Форуме. Проводилась ролевая игра (опять игра!) на тему «как спланировать хозяйство и разрекламировать собственную продукцию, наладив ее сбыт». Весьма актуальная тема, имеющая прямое отношение к стратегиям жизнеобеспечения. Однако на деле обнаружила себя крайняя скудность репрезентирующих символов и содержательных «наполнений» этой темы.

Примечательно, что в экопоселениях почти отсутствуют (или очень скудно представлены) представители старшего поколения. Если у коренных крестьян одна из главных на сегодняшний день проблем – катастрофических масштабов отток из села молодежи, то в экопоселениях почти нет стариков и людей пожилых, начального пенсионного возраста! Не в этом ли кроется разгадка иллюзорности деятельности и образа жизни многих экопоселенцев?

Эти люди избрали образ жизни и среду обитания, которые являются в каком-то смысле искусственными, игровыми. Они как бы примерили («надели» на себя и не спешат «снимать») роль детей – свободных, творческих, открытых новому инициативных натур. Но одно дело – когда дети играют под присмотром старших. Старшие скажут, когда хватит играть и пора уже «делать уроки» или «чистить зубы». А когда нет старших, которые остановят в нужный момент, можно играть день и ночь напролет и «заиграться». Это не единственная, но одна из немаловажных граней мотива переезда из города – укрыться «от старших» - будь они в лице реальных родителей, начальников или государства. Обособиться, чтобы не подчиняться их правилам, а основать собственную «республику Шкид», вдохновленную, как и у тех детей из фильма, идеями учителя (в данном случае воплотившегося в лице Владимира Мегре).

Движения, подобные «Звенящим кедрам…», сейчас распространены далеко за пределами России, имея за границей приверженцев не только и не столько в эмигрантской среде, сколько у местных жителей, естественно, изменяя облик, дабы найти больше адептов в различных культурах, в которых они пустили свои корни. Да и само оппортунистическое поведение – явление интернациональное и едва ли напрямую коррелирующее с экономическим благополучием тех регионов, жителями которых оно практикуется. В самом общем смысле втянувшиеся в такие движения люди оказались сбитыми с толку теми или иными глобальными процессами, протекающими в современной реальности. И среди тех сфер, что затрагивают эти дезориентирующие личность процессы, сложно определить удельный вес экономики, социальной сферы, а среди мотивов – витальные и компенсаторно-психологические с одной стороны, и те, что носят экзистенциальный характер, с другой.

 

Рассмотрев по отдельности разные комплексы мотивов, мы видим, что на деле все они тесно взаимосвязаны: экологическая составляющая вплетается в доминирующую в сознании субъектов философию. Философские идеи диктуют определенный образ жизни, определенное отношение к своему телу, к своему здоровью, к окружающей природе. Но так или иначе, мы можем выделить две принципиально различных с психологической точки зрения мотивации: бежать от города (1) и стремиться в деревню, на землю (2). Это дефицитарная мотивация в первом случае и «бытийная» во втором. Разделение мотивации на «негативную» - бежать от – и «позитивную» - стремиться к – тоже, разумеется, в значительной мере конструкт. В любом импульсе к переменам обе составляющие неизбежно содержатся. В каждом индивидуальном решении множество факторов тесно переплелось. Однако основной движущей силой в большинстве случаев будет что-то одно. В первом случае давление неудовлетворительных обстоятельств достигло – а то и перешло – некую критическую точку. Системообразующий центр здесь – место / состояние, которое необходимо покинуть. А пункт назначения – неизведанное. Во втором же случае, не засветись на горизонте некоей новой притягательной перспективы, жить по-старому было бы в принципе вполне терпимо, «нормально». Системообразующий центр – новое «пространство», образ которого у субъекта в той или иной степени уже сформирован.

 

ЛИТЕРАТУРА

Андреева Ю.О. Возвращение к истокам: фольклорные клубы и новое религиозное движение «Анастасия» // Традиционная культура. Научный альманах, 2014: 50-58.

Аничкова О.М. Потомственные и «новые» крестьяне Псковской области. Настоящее издание.

Аничкова О.М., Артемова О.Ю. В деревне и на хуторе // рукопись статьи, предложенная к публикации в альманах « Традиционная культура».

Аничкова О.М., Артемова Ю.А., Артемова О.Ю. «Крым наш, но чей?» Так пишут на заборах. Новые российские гуманитарные исследования, 11, 2016.

Братусь Б.С. Аномалии личности. М.: Книга по требованию, 2012, 304 с. ISBN 978-5-458-27018-2.

Вирно П. Грамматика множества: к анализу форм современной жизни. М.: Ад Магинем Пресс, 2013.

Драмбян М.И. «Мы — дауншифтеры!» Так ли это?// Настоящее издание.

Крюкова Н.В., Архарова М.А., Коровина Е.Ю. Основные мотивы переезда горожан в сельскую местность. По материалам пилотажного выезда в экопоселения Ясногорского района Тульской области// Настоящее издание.

Леонтьев А.Н. Деятельность, сознание, личность. М.: Смысл, Академия, 2005, 352 с. ISBN 5-89357-153-3, 5-7695-1624-0.

Маслоу А. Мотивация и личность. СПб.: Евразия, 1999.

Ожиганова А.А. Дети NewAge: утопический проект движения // Государство. Религия. Церковь, 2015,33: 262-286

Папуш М.П. Психотехника экзистенциального выбора. М.: Институт Общегуманитарных Исследований, 2001.

Bird-David N. The Giving Environment: Another Perspective on the Economic System of Gatherer-Hunters. Current Anthropology 1990, 31 (2): 189—196.

 

 Сведения об авторе:

Автор: Юлия Александровна Артемова, кандидат исторических наук, доцент Учебно-научного центра социальной антропологии Российского государственного гуманитарного университета. redfox712002@yandex.ru