М.И. Крупенина (Москва)
Сцены на смертном одре и викторианские суеверия
В английской литературе XVIII в. большое внимание уделялось альковным сценам (например, в произведениях Г. Филдинга и Т. Смоллета). В викторианскую эпоху особое значение приобретают сцены на смертном одре. Примечательно, что викторианское восприятие смерти неотделимо от английских верований и суеверий той эпохи. Ч. Диккенс в своих романах тоже часто обращался к сценам смерти. В данном докладе предлагалось рассмотреть, какую смысловую нагрузку в композиции романов Диккенса несут сцены на смертном одре. В основном писатель описывает смерть с исповедью и покаянием, достойную христианина, даже если речь идет о судьбе «маленького человека», верующего не только в Бога, но и в многочисленные приметы. В этом случае сцены на смертном одре становятся событиями, заставляющими самих умирающих и их окружение пересмотреть суетные взгляды на жизнь и смерть, утвердившись в благих богоугодных намерениях. Однако у Диккенса есть также описание внезапных и курьезных смертей: это, например, символичная гибель либертина Стирфорта в «Дэвиде Копперфильде» и смерть Крука от самовозгорания в романе «Холодный дом». Кончина Стирфорта представлена как месть свыше за поругание чести Эмили и ее близких. Диккенс акцентирует идею мистического возмездия: гибель негодяя — это кара, которая настигает зло. Гибель Крука описана гораздо нелепее и приземленнее. Совмещая в своем повествовании пласты реального и фантастически-загадочного, Диккенс не только привносит в повествование элементы мистического, но и выступает в роли обличителя действительности: критикует общественные и индивидуальные пороки.
Мария Игоревна Крупенина, соискатель, Институт мировой литературы им. А.М. Горького РАН
Т.О. Лебедева (Москва)
Маски смерти в готических рассказах и новеллах
Готическая литература одержима смертью, которая является здесь главным сюжетообразующим элементом. В готических романах, рассказах и новеллах смерть присутствует постоянно: знамения и предвестники смерти, убийства, серии убийств – весь этот арсенал необходим для нагнетания атмосферы страха и ужаса. Можно сказать, что авторы готических произведений очарованы смертью. При этом смерть также и ужасает, поскольку не является концом, завершением земного существования и таким образом она противостоит стремлению человека к упорядоченности бытия. С одной стороны, она заставляет человека трепетать перед ней, с другой – переход в потусторонний мир вызывает ужас из-за неясности и чуждости смерти. Смерть может рассматриваться с разных точек зрения, во-первых, как переживание феномена физической гибели живыми, во-вторых, как болезненное воздействие на воображение, в свою очередь рисующего все более устрашающие картины, а порой и как обретение потустороннего опыта и полного или частичного возвращения в мир живых. Поскольку смерть представляется неким пограничьем между мирами, нередко эта трактовка находит отражение в специфическом готическом хронотопе (замке, таинственном доме и т.д.), отчасти представляющем загробную жизнь. Попавший туда герой оказывается оторван от привычного мира и погружается в атмосферу непостижимого и неизведанного.
Татьяна Олеговна Лебедева, к.ф.н., преподаватель, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова
А.В. Голубцова (Москва)
Библейский потоп в загробном мире: модели восприятия послереволюционной России в травелогах итальянских писателей 1920–1930-х гг.
Нами проанализированы модели, определяющие восприятие Октябрьской революции и послереволюционной России в травелогах итальянских писателей, посещавших СССР в 1920-х–1930-х гг. При осмыслении чуждых реалий все рассматриваемые авторы обращаются к образу Всемирного потопа, изображая революцию как глобальный катаклизм, уничтожающий старый мир. Однако эта метафора, при всей своей катастрофичности все же подразумевающая возможность возрождения, парадоксальным образом накладывается на мифологизированное представление о России как о потустороннем пространстве, загробном мире. Здесь парадигматическим текстом, задающим идеальную модель путешествия в иной мир, служит «Божественная комедия» Данте. Религиозная образность, пронизывающая тексты травелогов 1920–1930-х гг., наделяет исторические события и реалии высшим сакральным смыслом, а библейский интертекст функционирует как общий культурный код, используемый итальянскими авторами при освоении чуждой действительности.
Анастасия Викторовна Голубцова, к.ф.н., с.н.с., Институт мировой литературы им. А.М. Горького РАН
А.А. Балашова (Санкт-Петербург)
«Ты мёду музыки лизнул, но весь ты в тине, всё тот же грязи ты комок и смерти косточка в тебе посередине»: смерть в поэзии Елены Шварц 1970–1980-х гг.
В поэзии Елена Шварц интегрирует в структуры метафор представления о смерти, воскресении и перерождении, заимствованные из мировых религиозных систем, а также мифологемы и архетипы смерти, упоминания похоронных обрядов из русской, европейской, японской традиций, образы и атрибуты смерти из мифологий и литератур разных эпох и культур. Разнообразие оттенков смысла, создаваемое этими отсылками, позволяет поэту использовать тему смерти в качестве универсального подхода как к проблематике, сопряженной с мортальностью (смертность человека, неизбежность старения, неумолимость времени и краткость жизни человека по сравнению с вечностью Вселенной, предчувствие смерти), так и отвлеченной (природа человека и самосознание, человеческая жестокость, самопожертвование, творчество и вдохновение). В докладе рассматриваются поэтические задачи, решаемые автором, трансформирующим танатальные символы, сюжеты и образы мировой культуры, а также осмысление автором эволюции изображения смерти в русской и мировой поэзии.
Антонина Александровна Балашова, аспирант, Санкт-Петербургский государственный университет
Е.М. Захарова (Москва)
«Исследователь сложных явлений жизни»:
И.Б. Роднянская о художественной философии В. Маканина
Исследование выполнено при финансовой поддержке РНФ в рамках научного проекта №17-18-01432-П
В 1989 г. литературный критик Ирина Бенционовна Роднянская (р. в 1935 г.) впервые выступила в жанре книги литературно-критических статей. Разнородные статьи, посвященные творчеству А. Вампилова, А. Битова, О. Чухонцева, А. Кушнера и других писателей объединяются в структурно-семантическое единство не только благодаря образу автора, но и общности семантических полей. Одним из мотивов, движущих сюжет книги, является вопрос о способе существования человека: образ бытия, любовь, война, память, смерть. С точки зрения литературного критика, наиболее точные ответы в литературе 70–80-х гг. XX в. дает проза Маканина: «Пишет он не метафизическую формулу, а человека, меняющегося от поколения к поколению в текучем социальном субстрате». На материале работ «Незнакомые знакомцы: К спорам о героях В. Маканина» и «Сюжеты тревоги: Маканин под знаком “новой жестокости”» делается вывод о том, какие идейные комплексы, по мнению Роднянской, формируют художественную философию писателя.
Елизавета Михайловна Захарова, м.н.с., Институт мировой литературы им. А.М. Горького РАН; аспирант, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова
Е.И. Канарская (Нижний Новгород)
Любовь и Смерть как смысловые доминанты творчества Н.В. Коляды и представителей «уральской» школы драматургии
В докладе рассматриваются Любовь и Смерть как полярные категории, имеющие основополагающее значение для художественной системы Н.В. Коляды и диалогически осмысляемые в творчестве представителей созданной им «уральской» школы драматургии. Отмечается, что в пьесах Коляды данные макрообразы обеспечивают реализацию бинарной модели организации мира художественного произведения, в котором герои перманентно балансируют на грани стремления к высшему духовному идеалу (Любви) и принятия окружающей онтологической пустоты (Смерти). Ученики Коляды, опираясь на разработанную им эстетико-мировоззренческую концепцию, также обращаются к оппозиции «Любовь – Смерть», особенности интерпретации которой дают ключ к пониманию своеобразия художественной картины мира отдельных драматургов «уральской» школы.
Екатерина Игоревна Канарская, сотрудник, Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского